Ванда Василевская - Облик дня

А вот кто-то закладывает часы. Ничего, хорошие часы, с золотыми крышками. За них, наверно, много дадут. Еще бы, столько золота.

И опять кольцо. Без камешка, а так с разными завитушками. Будто скрученные нитки.

Теперь мать начинает присматриваться к лицам. Люди по-разному подают эти вещи. Одни — как ни в чем не бывало берут квитанцию, словно булку в магазине. Другие робко. Или со вздохом. Вон та барышня, видно, даже плакала, глаза совсем красные. Ведь и вправду жалко! Привык человек, может, даже и память какая, а тут приходится закладывать. Кто знает, может, выкупишь, а может, и нет. Все-таки главное — хлеб, а без колечка можно обойтись, пусть это даже память от отца или от матери. Можно бы продать, потому что здесь ведь не платят полной цены, да кто в нынешнее время станет кольца покупать? Разве случайно кто подвернется.

Но вот лысый господин мгновение всматривается в какое-то кольцо и возвращает его даме.

— Это не золотое.

— Как, ведь обручальное кольцо? Сколько лет ношу!

Лысый пожимает плечами.

— Томпаковое. Следующий!

Худенькая дама уходит. Даже и в шляпке, но нужда, видно, горькая. Внимательно осматривает кольцо. Должно быть, и в самом деле томпаковое, тот-то ведь разбирается в этом, на то тут и посажен. Может, обманули при покупке, — мало ли мошенников на свете? Или у него не было денег на настоящее, а признаться ей в этом совестился, вот обман и обнаружился только сейчас…

Теперь очередь матери. Она уже как-то освоилась, но рука все же дрожала, — как-никак ведь впервые. Лысый господин мимолетно заглядывает внутрь кольца, потом — дзынь! — кидает на маленькие, будто игрушечные весы. Потом пишет квитанцию в кассу, кольцо бросает в коробочку, на коробочке ставит номер. Ничего не скажешь, порядок есть, уж во всяком случае не пропадет. Потом с квитанцией — к кассе.

Опять очередь. Кассирша выкрикивает, сколько там в квитанции написано. Мать внимательно смотрит. Ладно и столько, все-таки пригодятся. Она получает деньги, тщательно прячет их в старенький кошелек. На стене ведь объявление: «Остерегайтесь воров!»

И только выйдя на улицу, замечает явственный белый след кольца на пальце. Глубокий как шрам. Отпечатался за столько лет, въелся в палец. На мгновение ей становится тяжко на сердце. Но только на мгновение. Что там расстаться с обручальным кольцом! Приходится видеть вокруг много кое-чего потяжелей.

Скажем — «эксмиссия». Прошли те времена, когда никто и не знал, что это слово означает. Теперь оно висит над головой как топор. Пока у тебя еще есть кров над головой да какие ни на есть четыре стены вокруг, все как-то живешь. Конечно, кабы человек был один, еще как-нибудь справился бы и без квартиры, а что будешь делать, если в доме полно мелкоты? Идти с ребятишками под дождь, под снег, в мороз, вьюгу, шататься по чужим дворам, когда ребенок мерзнет, коченеет у тебя на руках? Даже и летом ночи иногда беспощадно холодны. Сечет в лицо ледяной дождь. Сырой туман проникает сквозь плохонькую одежонку. Забрызганный грязью, закоченевший, чистое привидение, поднимаешься утром с земли.

А тут случаи выселения все чаще. О них слышишь каждый день. Но слышать это еще ничего, — хуже увидеть своими глазами. А уж горше всего — испытать.

Вот уже два года, как Винценту переломило позвоночник на заводе. Он кое-как выжил. Но лежит. Два года лежит и под себя ходит, потому что заняться им некому. Дети еще маленькие, а Винцентиха стирает по домам. Надо же как-то прокормить калеку и эту четверку малышей. Иногда она забегает к матери, поплакать. У нее уж и ноги отекли от вечного стояния над корытом и желваки какие-то с кулак величиной на них поделались. Да и этой работы все меньше. Сейчас мало кто прачку берет, — все сокращают расходы. Вот и приходится работать за половинную против прежней цены. А дети подрастают, им все больше надо. Не хватает ни на хлеб, ни на что. О квартирной плате она и думать боится. Откуда столько денег?

Вдобавок Винцент от болезни стал такой ворчливый, просто беда. Лежит на этой своей вонючей постели и ворчит, ворчит, никакого терпения нет. Не со злости, нет, добрый был всю жизнь человек. А только уж так ему допекло, что он лежит, как колода, и все ему подай, все для него сделай, а тут — никак. Вот он и бранится, проклинает жизнь, хнычет на этой своей смрадной постели.

Несколько раз приходили письма от хозяина с напоминанием об уплате за квартиру. Но она их и не дочитывала, сложит — и в угол на полку. Потом — бумага от адвоката. Ну, тут уж она пошла просить. Но тот и слушать не хотел, только злобно сверкал на нее глазами сквозь очки, — так и отослал ни с чем.