Владислав Реймонт - Брожение

— А ты разве счастлива? — спросила Янка, подняв на подругу глаза.

— Да. Скажу больше, я боюсь потерять это счастье: ведь у меня есть все, чего я желала: муж, любовь, дети, богатство, покой. Да, я очень счастлива и тебе от всей души желаю такого счастья.

— Спасибо! — ответила Янка с почти неуловимой иронией в голосе.

После ухода Хелены она в задумчивости стояла у окна до тех пор, пока не подошло время одеваться к венцу. Она была спокойна и почти равнодушна. В гостиной собрались только самые близкие: старики Гжесикевичи, Юзя с мужем и Витовские. Когда Янка вышла из комнаты, все окружили ее, пожелали счастья. Она не чувствовала волнения ни в этот момент, ни позже, когда в закрытой карете ехала в костел. Она сама удивлялась тому, что свадьба не производит на нее никакого впечатления. Ее больше интересовали зеленевшие за окном поля, чем Анджей, который дремал рядом с ней — накануне он справлял свой мальчишник. Было там так весело, что даже пан Волинский, почтивший его своим присутствием, еще и сегодня не протрезвился.

Старый деревянный костел с потемневшими, ветхими стенами, от потолка до пола завешанный поблекшими образами, был украшен гирляндами еловых веток; горели огромные свечи, стоявшие шпалерами от главного входа до алтаря вперемешку с экзотическими растениями из оранжереи Стабровских. Было так красиво, что Янка отдалась созерцанию. С восхищением наблюдала она за лучами света, пробивавшимися сквозь зелень пальм; любовалась старыми багряными хоругвями, мерцающими над хорами, будто пятна застывшей крови; озаренный трепетным отблеском свеч массивный алтарь с почерневшими золотыми украшениями утопал в белых и пурпурных азалиях, в венках из фиалок и сирени и был окаймлен снизу нарциссами. Янка с признательностью взглянула на Анджея, но не успела даже поблагодарить его — началась церемония. Она давала обет верности со спокойствием и безразличием и даже не раз поднимала глаза к окнам, за которыми на развесистой липе чирикали воробьи, или смотрела то на синеватое лицо Юзи и ее дергающийся желтый глаз, то на Витовского, который стоял в правом приделе с полузакрытыми глазами, кусая губы.

Орган гремел «Veni, Creator». [22] Гряди, творящий (лат.) Начальные слова католического гимна. Все кончилось быстро, но Янка, отходя от алтаря, почувствовала себя усталой. Она смотрела на присутствующих отчужденным взглядом и думала, что если бы все в этот момент исчезли, провалились сквозь землю, то и это не взволновало бы ее. Даже Хелена, с которой она была близка, казалась ей в эту минуту совсем чужой; все нити симпатии, связующие ее с людьми, вдруг исчезли. Долгое ожидание новой жизни вытравило из нее все мысли и чувства; в то же время ее удивляла эта перемена в себе, значения которой она еще не в состоянии была понять. Янке казалось, что ее неторопливо уносит широкая река, но движение такое медленное, что непонятно было — движение ли это вообще.

После свадьбы Янка и Анджей никуда не заехали, даже в Кроснову, они направились прямо в Буковец, чтобы ехать оттуда в Италию. Витовский и старики Гжесикевичи проводили их до станции. Анджей занялся отправкой багажа, а Янка то бродила по залу, то выходила на перрон, где прогуливался Стась в красной фуражке начальника станции. Ей хотелось поскорее покинуть эти места.

Стояла мертвая тишина; даже Карась, как всегда переводивший вагоны с одного пути на другой и подгонявший их к погрузочной платформе, не давал на этот раз гудков и не стучал буферами вагонов; его локомотив медленно двигался по рельсам, извергал клубы черного дыма, который спугивал прыгающих по крыше воробьев; несколько рабочих размеренным, заученным движением постукивали кирками по шпалам; вокруг тянулись спокойные леса, зеленеющие молодыми побегами. До станции долетало пение птиц и распространялся живительный аромат. Светило солнце. Его лучи играли на гладкой поверхности рельсов и воды в канавах.

Янка с досадой ощутила, что здесь ничто не изменилось, несмотря на отсутствие отца, Залеских, ее самой, что все как было, так и будет, даже если все знакомые ей люди исчезнут. Ей стало жалко и этих лесов, которые росли и жили, и солнца, и станции, и даже поездов, которые приходили и уходили.

— До сих пор я вам ничего не пожелал, — сказал Витовский, подойдя к Янке. — Чего, впрочем, я могу пожелать? Счастья?

Янку удивил его тихий печальный голос и увлажненный взгляд; она посмотрела ему в глаза и ответила как-то неуверенно: