Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

— Соскакивай! — крикнул снизу офицер.

Собек обернулся к нему, продолжая стоять на стеке.

— Слово! — кричал офицер, покраснев от волнение и страха: он сам словно выпустил его из тюрьмы.

— Знаю! — ответил Собек Яворчарь и соскочил вниз, в толпу арестантов.

Вокруг него поднялся глухой шум сдержанных восклицаний и слов.

А он стоял среди людей, словно ослепленный ярким солнцем, которое опускалось там, за стеной, за грань гор. Офицер, довольный и успокоенный, хлопал его рукой по плечу и говорил: «Молодец парень! Молодец!» Люди кричали от удивление перед удивительным примером ловкости, а, главное, перед тем, что Собек соскочил обратно на тюремный двор; сам он ничего не слышал. Услышал только слова:

— Давно сидит?

— Месяц.

— На долго засадили?

— На двадцать лет!

— И не сбежал?!

Собек оглянулся на того, кто говорил. Маленький, хилый мужичок, одетый в накидку — так, как носят около Гдова, — смотрел на него бледными глазами с выражением страшно презрительного удивления. Смотрел на него, как на человека, глупости которого надо удивляться и которого, благодаря этой глупости, нельзя не презирать. Собек Яворчарь засмотрелся в глаза хилого мужичка из-под Гдова.

Его окружили горцы, которые сидели в Виснице.

— Собек! Ну, и мужик ты!

— До тебя и Горному Косле, покойному, далеко!

— Да и всем, небось!

— Сам его благородие рот разинул на минуту.

— Может быть, сколько-нибудь годов простят за такую штуку!

— Никто тут еще ничего такого не видывал!

— Хе! да и не увидят!

— Есть ли где-нибудь такие люди, как у нас? А?

— Эй! Куда всем до нас, что из-под гор!..

— Ну! разве у нас есть другой такой Собек.

Они окружили Собка; их было пять или шесть, воров и разбойников. Они гордились Собком.

— Ну и шайка бы из нас с ним была! — говорит один разбойник из Костелиск другому.

— Эх! хорошая шайка!

— Я думал, что лучше, чем у нас, в Костелисках, парней не найти!

— Вот ведь и в других местах водятся. И Яносик был не из Костелиск, а откуда-то со Спижа.

— Вы! Костеличане! А Матся у нас в Закопаном?!

— А Новобильский Валек?

— И!.. В Костелисках…

Ночь была темная, все спали. Хоть глаза выколи, — на небе черные тучи, нигде огня не видно. Дождь так и гудит, ливень страшный. Темно в камере. Собек видит всюду глаза, которые смотрят на него, глаза хилого мужичка из-под Гдова. Они преследуют его всюду, куда бы он ни обернулся, смотрят на него — пристальные, выразительные, упорные.

Собку стыдно перед ними; а теперь даже страшно.

Мужик сидит в другом крыле, в другом конце здания; должно быть, спит теперь на соломе… глаза у него закрыты… а эти — тут, сквозь стены смотрят в душу Собка.

Корчится душа и извивается под их взглядами, хочет укрыться и не может бежать.

Восстало тело — бешеное, злое, растравленное, охваченное отчаянием — против души.

— Что ты со мной сделала? — стонет оно. — Что ты со мной сделала?!

Ноздри, ноздри, которые потянули уже вольный воздух; глаза, которые уже выглянули за стену, в мир, у них словно зубы оказались, и они грызли и рвали Собкову душу. Два бледных, выразительных, упорных зрачка мужика из-под Гдова уходили в нее все глубже и глубже.

Он был там, на стене!.. Один прыжок!.. Ветер бы его не догнал!.. Теперь он был бы уже у венгерской границы.

Собку казалось, что у него что-то свистит над ухом, словно его собственная чупага, которой он кружит над головой, кружит со страшной силой от радости, от огня, что в крови играет!

Там, там, где-нибудь в лесу, под Посредним Верхом, как притаившиеся рыси, сидят его товарищи, братья. Там сидят они у костра и поют вполголоса грозный напев чернодунайского разбойничьего марша. Поют вполголоса песню, о которой никто не знает, когда и кто сочинил ее, песню, от которой качаются ели и спящие орлы срываются с ветвей и шумят крыльями в темноте, ослепленные, гневные и испуганные. Там поют его братья, и только на кобзе некому играть, так как он, Собек Яворчарь, сидит в Виснице. В Виснице — он, о ком мужики говорили: кого уж кого, а Собка Яворчаря не скоро поймают, — легче дикую козу за рога рукой схватить!.. Он, о ком девки сложили такую песенку:

Он, о ком девки любили петь: