Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

И запела она во все горло. Вдруг что-то загудело у нее над головой и послышался резкий мужской голос:

— Чего ты так поешь, девка?

Кристка не ответила, ей что-то словно глаза ослепило. Стоит над ней парень, да такой, будто с самого солнца сошел. Блестит у него бляха на груди, блестит застежка у пояса, блестит чупага в руке и кружки, приделанные к топорику, блестит белая чуха [3] Бурка. на плечах, блестят красные узоры на штанах, а из под черной шапки блестит румяное лицо, и глаза такие голубые, как цветки на росе.

Загляделась совсем Кристка; он это видит и улыбается:

— Что ты так глядишь на меня, а?

Кристка была бойкая девка; встрепенулась она от этого ослепленья.

— Испугал ты меня.

А он улыбается:

— Что же, урод я такой? — спрашивает он.

— Куда там! Загудел ты у меня над головой, вот я и испугалась.

Парень постоял минуту; Кристка, видно, ему понравилась. Она быстро глянула на него, прямо в глаза.

— Далеко идешь?

— Куда иду, туда иду… — а потом прибавил: — к Озерам… Там у меня есть овцы.

— А какое это перо у тебя? — говорит Кристка.

— Орлиное. Хочешь его?

— На что мне? Куда я его приколю? К платку?

— Сиди! — отвечал парень и провел рукой по ее груди.

— Ну-ну, тише!..

Она оттолкнула его локтем, так что у него рука назад отлетела и дрожь прошла по телу, а особенно по спине.

— Да ты Христова невеста, что ль?

Он старался не показывать виду, но был смущен. Кристка почувствовала себя совсем смелой. Хотела сказать ему что-нибудь такое, чтобы осмеять его, но, как взглянула на его румяное лицо под черной шляпой, на которой торчало длинное перо, переливавшее на ветру, так и не могла добыть из себя ни одного резкого слова. Он это заметил и снова улыбнулся:

— Можно подумать, что ты злая!

И сел с ней рядом на холмике.

— У меня есть время, — сказал он.

— Да ведь еще рано, — ответила Кристка, чувствуя, что тело у нее словно млеет.

— Что это ты пела, когда я сюда шел?

Кристка сама удивилась: она почувствовала вдруг, что ей стыдно, а этого с ней никогда еще не случалось.

— Да ведь ты слышал.

— Ну, так, как?

— Забыла!

— Как бы я тебе не напомнил!

— А как? — Кристка вспыхнула и отвела голову в сторону.

— Да вот так! — и парень схватил ее за полосатый платок и притянул к себе.

— Откуда ты? — спросила через минуту Кристка.

— Из Гроня.

— А какие овцы у тебя на Озерах?

И недоверие закралось в ее горскую голову.

— И, да я тебе только так сказал. Нет у меня там никаких овец! — сказал Ясек.

— А что?

— Я только пройду теми краями, по Лиловым.

— Куда?

— К Тиховерховью. Повидаться там кой с кем надо.

Глаза его хитро блеснули из-под ресниц. Поглядела на него Кристка: два ножа за поясом и пистолет.

— Э! — подумала она. — Да это разбойник!..

И сразу какое-то удивление и какой-то восторг наполнили ей сердце.

— А когда будешь возвращаться?

— Да так через недельку, иль дней через пять. Тут будешь пасти?

— Тут!

— А как тебя зовут?

— Кристка. А тебя?

— Ян. Поцелуешь?

Кристка сильно покраснела и опустила голову на грудь, потом улыбнулась и взглянула исподлобья.

— Поцелуешь?

Она тихо шепнула: «Поцелую!»

И Ясек обнял ее и поцеловал; сразу какая-то томность разлилась у нее по жилам.

А когда он пошел от нее к лесу, под гору, стройный, высокий, в белой блестящей чухе, с длинным пером на шляпе, отливавшим на ветру, что-то захватило у нее в груди и она бросила ему во весь голос:

А он ей ответил уже из лесу:

И долго еще слышалась из лесу его песня — уходила все дальше, все тише становилась, пока не замолкла, не растаяла в глуши лесного мрака. Так и ушел он от нее куда-то в поседевшие от инея Татры — в мороз, в пустыню, в страшное одиночество осени — веселый, распевая песни, румяный, одетый, как в праздник, — с блестящим оружием, с блестящим поясом.

Вокруг Кристки все смолкло.

В знойный польский полдень шла Кристка под Волошином в сосновый лес, что рос на горах. Издали доносились медные колокольчики овец.

Шла Кристка и пела.

— А я не жалею, — думает она в душе и поет.