Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

— Не могу.

— Любишь так?

— Нет… Он словно околдовал меня.

— Тебя?!

— Да…

Молчат.

— Ты тогда была в избе? на свадьбе?

— Да…

Ясек тяжело опустился рядом с ней.

— Я знал, я чуял, что это ты…

Марина плачет.

— Марина, слушай, — говорит Ясек через минуту, — зачем ты меня нанимала?

— Нравился ты мне.

— Я?!

— Ты.

— Зачем же ты говоришь мне это теперь!? Господи Боже!

— Нравился ты мне… Слава о тебе по миру ходила. Говорили о тебе.

— А теперь?

— А теперь ничего… пропало…

— Пропало?!

— Навсегда.

— Отчего? Отчего?

— Теперь ты для меня все равно, что ничего.

— Отчего? Я ведь у твоих ног лежал бы. Я ведь был бы тебе верен, как пес! Я бы смотрел на тебя, как на звезду…

— Это-то мне в тебе и не нравится… Мягок ты.

— Тот лучше, что будет бить тебя?

— Да, за то он не баба!

Схватился Ясек за голову обеими руками.

— Марина, зачем ты это мне сказала? Господи!

И качает несчастный головой, и отчаянная скорбь его охватила. А она ему повторяет:

— Мягок ты был. Отчего ты не схватил меня, отчего ты не обнял меня? Теперь я словно заколдована…

— Эх! Так вот как надо было! — говорит про себя Ясек. — Эх! так вот как надо было… А я не знал…

И низко опустил голову.

— Если б ты меня еще тогда, когда я из избы шла, не отпустил… Когда б ты мне не поверил, когда б ты меня к стене прижал, когда б ты меня бить стал!.. А ты меня сразу пустил, стоило мне только слово сказать… «Эх! да что он за мужик такой», — подумала я, — говорит Марина.

— Тебя бить!? Да ведь ты знала, что я люблю тебя, как жизнь свою! Больше!..

— Не знала а! Думала я так: нравиться я ему нравлюсь, да ведь если б меня он любил, так взялся бы за меня! А я не такая, чтобы первой на шею к кому-нибудь броситься. — И Марина надменно подняла свою гордую голову. А Ясек качался от боли:

— Эх!.. так вот как надо было!.. А я не знал… А теперь что?..

— Пропало!..

Вдруг Ясек вскочил:

— А если я убью его?!

А Марина:

— Так запрут тебя в тюрьму, а если и не запрут, так я и так за тебя не пойду… Душа у тебя мягкая… детская, но мужицкая.

— А я на тебя, как на царевну, глядел…

— А он со мной, как с батрачкой обошелся, силой взял…

Покачал Ясек головой.

— Эх, Марина, — сказал он через минуту, — силой и я многих девок брал. Да только ты слишком красива была и слишком богата…

— Какое-то странное сердце у тебя…

— Странное… Что же теперь с нами будет?

— Ничего… Я уже потеряла охоту к тебе… Мягок ты!..

Ясек встал.

— Прощай!

— Нет, нет!.. Ты у меня на свадьбе играть будешь.

— Ни за что!

— Ясек! да ведь ты любишь меня. И будешь мне играть! Не обижай меня!..

И Ясек остался и играл.

Играл три дня и три ночи, такую свадьбу справил старые Кружель своей дочке. Играл так, что у него струны не скрипели, а лопались, и новый смычок весь изорвался. Играл так, что кожа у него стала с пальцев слезать, стерлись и пятки от притопыванья, — а с волос пот градом лил три дня и три ночи. Играл он так, что люди ему дивились, а самому ему казалось, что душа у него в скрипку влезла, а он ее бьет, бьет, бьет, бьет смычком и приговаривает: «Мягкая ты! мягкая! мягкая! детская, а не мужицкая!..»

За три ночи и три дня Марининой свадьбы ничего он в рот не брал, кроме вина и водки. Пил и играл.

На рассвете третьего дня кончилась свадьба, и Ясек перестал играть.

Ни с кем он не попрощался, никого не хотел видеть, оставил вещи и так, как был, со скрипкой под мышкой ушел из Рогожника.

И встретил старого Гонсёрка; он ходил около своего забора и новые жерди вставлял. Был и он на свадьбе, да недолго, — рад он был, что Маргарита там осталась и что он без нее отдохнет дома.

Ясек слова не сказал, прошел бы мимо, да старый Гонсёрек положил ему руку на плечо.

— Не поздороваешься даже со мной, стариком? Даже имени Господнего не прославишь? Куда идешь?

— Куда глаза глядят.

— Вот как? Так, прямо со свадьбы? А не говорил я тебе: берегись, а не то съест она тебя. Вот и съела.

— Ну, оставайся с Богом.

— Добрый путь. Вот видишь, съела тебя эта девка. Ну, а Мацек с ней справится! Я к нему хорошо присмотрелся. Молодец парень! С такой — ремень поясной нужен, а не струны и смычок! Мягок ты!

— Оставайся с Богом.

— Господь с тобой… Не тужи… Тебя, может быть, Господь уберег; ты бы с ней ни за грош пропал!

Ясек уж шел по двору, а старый Гонсёрек бормотал:

— Страшное дело, как человек поглупеть может из-за бабы. Ведь вот он, казался молодцом-парнем, и деловой, и на все руки мастер, — на лесопилке ли, на мельнице ль, за лошадьми ль ходить… а уж играть как лих!.. И как же его извела… Любовь… Гм… Да что ж это?.. голова ли, ноги ли, или другое что… или все вместе… А вот как дорвешься, так и съесть готов… Гм… Эх, кабы мне годов двадцать долой…