Карлос Кастанеда: Особая реальность

В тот же день вечером я спросил: не было ли то, что я видел краем глаза, мотыльком? Дон Хуан рассмеялся и объяснил, что, кружа возле электрической лампы, мотыльки не опаляют себе крылья, зато в огне костра немедленно сгорают. Кроме того, тень была очень большой и загораживала весь костер. Так оно и было, но из-за внезапности случившегося как-то выпало из моей памяти. Далее дон Хуан напомнил, что искры были огромными и летели справа налево. Я предположил, что их сдувало ветром, но дон Хуан сказал, что никакого ветра не было. И правда: ночь была совершенно безветренной.

И еще одно вылетело у меня из головы: зеленоватое сияние над костром, на которое жестом указал дон Хуан, когда тень появилась в первый раз. Дон Хуан напомнил о нем и добавил, что я вообще зря называю духа тенью. В действительности он имеет округлую форму и напоминает скорее пузырь, чем тень.

Спустя два дня дон Хуан как бы между прочим объявил, что теперь я знаю достаточно, чтобы самому отправиться на холмы за манком. Я должен действовать один, уверял он, чужое присутствие только помешает.

Я уже собрался в путь, как вдруг дон Хуан передумал:

— Ты еще слаб, я провожу тебя.

Когда мы оказались в долине, где я видел гуахо, дон Хуан глянул на меня, потом на холмы, в которых появилась дыра, и сказал, что мы пойдем на юг, в горы: гуахо обитает на самом краю той местности, что была видна сквозь дыру.

Я посмотрел в южном направлении и увидел голубоватые контуры далеких гор. Мы двинулись на юго-восток и через несколько часов, к вечеру, добрались до места, где, по словам дона Хуана, обитал гуахо.

Мы уселись на камни. Я устал и проголодался — за весь день съел всего одну лепешку. Внезапно дон Хуан поднялся, поглядел на небо и велел идти в благоприятном для меня направлении. Следовало запомнить место, где мы находились, чтобы по окончании всего снова сюда вернуться. Дон Хуан пообещал, что будет ждать меня.

Обеспокоенный, я спросил, как долго может продолжаться добывание манка.

— Кто знает? — загадочно улыбнулся дон Хуан. Я двинулся на юго-запад и, несколько раз оглянувшись, увидел, что дон Хуан медленно удаляется. Взобравшись на вершину холма, я поискал его взглядом. Нас разделяло метров двести. Старик не оборачивался. Я спустился в ложбину между холмами и оказался один. Присел ненадолго и задумался: что, собственно говоря, я здесь делаю? Поиски манка показались мне вдруг смехотворным занятием. Я вернулся на вершину холма, чтобы глянуть на дона Хуана — того нигде не было. Я торопливо спустился на то место, откуда видел его в последний раз. Хотелось бросить все и вернуться домой. Я казался себе идиотом.

— Дон Хуан! — кричал я снова и снова.

Его нигде не было. Я поспешил на вершину другого холма — с тем же результатом — и долго бесцельно бродил туда-сюда. Дон Хуан исчез. Я направился назад, к месту, где мы расстались. Во мне еще теплилась надежда: он сидит там и посмеивается.

— Какого черта я здесь делаю? — пробормотал я, хотя понимал, что начатое уже не остановишь. Я не имел ни малейшего представления, как вернуться к машине. По пути сюда дон Хуан несколько раз менял направление, так что ориентация по сторонам света не помогла. Не хватало еще заблудиться в горах! Я сел на землю и впервые в жизни со всей остротой понял: нет возврата к тому, от чего ушел. Дон Хуан говорил, что я во всем пытаюсь найти начало, а никакого начала нет. Здесь, среди гор, я понял, что он имел в виду. Начало — я сам; дона Хуана нет и не было, он лишь призрак, скрывшийся за холмом.

Я услышал шелест листьев и уловил какой-то необычный запах. В ушах чуть-чуть звенело. Солнце скрылось за облаками на горизонте, окрасив их в оранжевый цвет; минуту спустя оно появилось снова — окутанный дымкой малиновый шар — и наконец исчезло за темными силуэтами гор.

Я лег на спину. Мир вокруг казался спокойным и безмятежным и вместе с тем таким чужим и равнодушным! Глубоко взволнованный, я не мог сдержать слез.

Я пролежал так несколько часов, не в силах подняться. На каменистой почве подо мной не росло ни травинки — разительный контраст с яркой зеленью окрестных холмов.

Стемнело. Мне стало легче. Полумрак всегда меня успокаивает; грусть развеялась, я был почти счастлив.

Я встал, поднялся на вершину невысокого холма и проделал движения, которые показал дон Хуан. После семи пробежек в восточном направлении я почувствовал, что ладонь потеплела. Развел костер к стал смотреть на огонь, стараясь подметить каждую мелочь. Прошло несколько часов. Я устал и замерз. Подбросив в костер новую порцию хвороста, подсел ближе. Напряженное созерцание утомило меня; я стал клевать носом. Дважды засыпал, просыпаясь от того, что голова падала набок. Я уже не мог следить за костром. Отхлебнул воды и плеснул в лицо, чтобы не заснуть, но побороть сонливость не удалось. Мало-помалу меня охватило уныние. Оставаться здесь было бессмысленно: я устал, был голоден, хотел спать, до смерти надоел сам себе. Наконец бороться со сном не стало сил — я подбросил в костер побольше хвороста и улегся. Охота на гуахо казалась в эту минуту нелепейшим занятием; на этом я заснул.