Михаил Зенкевич - На стрежень

Это не к нему обращаются, это рядом в купе назойливо бубнит жирным сиплым баском какой-то пошляк. — Из-за француженок все и вышло… На этой самой дороге в поезде… Князь ехал из Шувалова с четырьмя француженками… Одной ему, как видно, мало было… Ха, ха… А Максимов, я с ним лично знаком… Бретёр ужасный… Три имения — свое и двух жен — спустил… Максимов открыл дверь и уставился на одну из француженок… Приглянулась ли она ему, или так что… Черт его знает… Та его и уязви: «Уж не фотографию ли вы с меня снять хотите?» А он ей в ответ: «Я, — говорит, — вашу фотографию всегда могу купить в публичном доме, где вы служите». Ловко? Ха-ха-ха… Мамзели в амбицию… Тут князь вмешался, все-таки как-никак дамы… Слово за слово… В результате дуэль. Дистанция двадцать пять шагов, по одному выстрелу из пистолета, стрелять по желанию в промежуток четырех секунд между счетом «раз… два… три… стой!» Князь выстрелил первый и промазал… Максимов ранил его в живот… Через двое суток князь скончался от заражения крови… Ну, конечно, скандал преогромнейший… Светлейший князь Витгенштейн, сотник конвоя его величества… Завтра третьего апреля как раз суд… Думаете, сядет? Ничего, выкрутится… Просидит в крайнем случае месяц в крепости и подаст на высочайшее… Вот увидите, помилуют… Максимов, хоть и отставной, а все же полковник запаса… Тут честь мундира обязывает…

Пошляки! Он им покажет, к чему обязывает честь мундира! Только бы не привязался этот старый болтун с расспросами — в каком полку… Шувалове… Теперь недолго… Петербург… Наконец-то!

Сегодня и он не так гранитно-хмур, как обычно, и встречает приезжих у вокзала бледным, не греющим солнцем с легким апрельским морозцем. Офицер сам вынес свои два чемодана на платформу и только тут передал их подбежавшему носильщику, приказав сдать на храненье. Полученную затем квитанцию он разорвал на мелкие клочки: «Все равно не пригодится. На всякий случай запомню номер».

Налегке, с одним портфелем, вышел офицер с Финляндского вокзала на площадь, где на него, наезжая и сшибаясь пролетками, накинулись наперебой застоявшиеся извозчики:

— Пожалте, ваше высокоблагородие! Куда прикажете?

Честь везти господина офицера досталась старику извозчику, у которого у одного почему-то, несмотря на ясную погоду, оказался поднятым верх пролетки. Офицер сел, не торгуясь, сказав только:

— На Невский. К Гостиному.

Когда же извозчик, соскочив с козел, хотел было опустить верх, то офицер остановил его:

— Не надо. Оставь так. Поезжай поскорей. Прибавлю на чай.

Откинувшись в глубь пролетки, офицер молча курил всю дорогу одну папиросу за другой, а портфель держал на коленях — должно быть, там важные служебные бумаги.

«Сел не торгуясь. Да еще на чай пообещал. Сколько же запросить с них?… Может, по таксии хочет платить…»

Извозчичьи сомнения разрешились самым благополучным образом. Благородный седок так и не спросил цены и заплатил не по таксе, а дал целую трешницу без сдачи.

— Покорно благодарим, ваше высокоблагородие… Счастливо оставаться… Вот это настоящий офицер, не щелкопер…

В Гостином дворе малолюдно: еще рано, одиннадцать часов, покупательницы только начинают сходиться. Вот из шляпного магазина вышли две хорошенькие дамочки и, столкнувшись с молоденьким адъютантом, переглянулись, пересмеиваясь. Одна даже посмотрела через плечо — не идет ли сзади? Но адъютанту не до ухажерства: у него важное донесение в портфеле. Если бы не шашка, то он и не заглянул бы в Гостиный, в магазин офицерских вещей Иванова.

— Дайте мне шашку.

— Пожалуйста… У нас большой выбор. Приказчик вывалил на прилавок несколько шашек

и стал их вытаскивать из ножен, расхваливая клинки, но офицер не заинтересовался ими. Господа адъютанты плохие рубаки — им бы только эфес пошикарней, а в ножнах хоть деревяшка! Офицер взял одну шашку и надел на шинель перед зеркалом:

— Сколько?

Клинка он так и не потрогал, а вот, получая сдачу, зачем-то почесал за ушами сибирского кота, лежавшего белой папахой у кассы. Хоть крысам и мышам мало поживы среди офицерских вещей, но уж так полагается, чтобы в каждом порядочном магазине в Гостином сторожил такой огромный жирный евнух-кот. — Теперь все в порядке.

Хлыщевато позвякивая шпорами и небрежно поднося к козырьку руку в белой лайковой перчатке при встрече с господами военными, адъютант пошел пешком по Невскому мимо Аничкового дворца к Фонтанке. И как раз когда он поровнялся на мосту со вставшим на дыбы чугунным конем, гулко ударяясь эхом о стены каменных зданий и набережных, прокатился пушечный выстрел с Петропавловской крепости. Двенадцать часов! А заказанной кареты на углу Троицкой еще нет.