Джон Голсуорси - Фриленды

В тени бука, там, где подъездная аллея вливалась в круг перед домом, на складном стуле сидела старая дама. На ней было легкое платье из серого альпака, темные с проседью волосы закрывала черная кружевная наколка. На коленях у нее лежали номер журнала «Дом и очаг» и маленькие ножницы, подвешенные на недорогой цепочке к поясу, — она собиралась вырезать для дорогого Феликса рецепт, как предохранить голову от перегрева в жару, но почему-то этого не сделала и сидела, совсем не двигаясь. Только время от времени сжимались тонкие бледные губы и беспрерывно шевелились тонкие бледные руки. Она, видимо, ждала чего-то, сулившего ей приятную неожиданность и даже удовольствие: на пергаментные щеки лег розовый лепесток румянца, а широко расставленные серые глаза под правильными и еще темными бровями, между которыми не было и намека на морщины, продолжали почти бессознательно замечать всякие мелочи, совсем как глаза араба или индейца продолжают видеть все, что творится кругом, даже когда мысли их обращены в будущее. Вот так Фрэнсис Флиминг Фриленд (урожденная Мортон) поджидала своего сына Феликса и внуков Алана и Недду.

Вскоре она заметила старика, который брел, прихрамывая и опираясь на палочку, туда, где аллея выходила на открытое место, и сразу же подумала: «Зачем он сюда идет? Наверно, не знает дороги к черному ходу. Бедняга, он совсем хромой. Но вид у него приличный».

Она встала и пошла к нему; его лицо с аккуратными седыми усами было на редкость правильным, почти как у джентльмена; он дотронулся до запыленной шляпы со старомодной учтивостью. Улыбаясь — улыбка у нее была добрая, но чуть-чуть неодобрительная, — она сказала:

— Вам лучше всего вернуться вон на ту дорожку и пройти мимо парников. Вы ушибли ногу?

— Нога у меня, сударыня, повреждена вот уже скоро пятнадцать лет.

— Как же это случилось?

— Задел плугом. Прямо по кости, а теперь, говорят, мышцы вроде как высохли.

— А чем вы ее лечите? Самое лучшее средство — вот это.

Из глубин своего кармана, пришитого там, где никто карманов не носит, она вытащила баночку.

— Позвольте я вам ее дам. Намажьте перед сном и хорошенько вотрите! Увидите, это прекрасно помогает.

Старик, поколебавшись, почтительно взял баночку.

— Хорошо, сударыня. Спасибо, сударыня.

— Как вас зовут?

— Гонт.

— А где вы живете?

— Возле Джойфилдса, сударыня.

— А-а, Джойфилдс! Там живет другой мой сын, мистер Мортон Фриленд. Но туда семь миль!

— Полдороги меня подвезли.

— У вас тут есть какое-нибудь дело?

Старик молчал. Унылое, несколько скептическое выражение его морщинистого лица стало еще более унылым и скептическим. Фрэнсис Фриленд подумала: «Он страшно устал. Надо, чтобы его напоили чаем и сварили ему яйцо. Но зачем он так далеко шел? Он не похож на нищего».

Старик, который не был похож на нищего, вдруг произнес:

— Я знаю в Джойфилдсе мистера Фриленда. Очень добрый джентльмен.

— Да. Странно, почему я не знаю вас?

— Я мало выхожу из-за ноги. Внучка моя тут у вас в услужении, вот я к ней и пришел.

— Ах, вот оно что! Как ее зовут?

— Гонт.

— Я тут никого не знаю по фамилии.

— Ее зовут Алисой.

— А-а, на кухне, — милая, хорошенькая девушка. Надеюсь, у вас не случилось какой-нибудь беды?

Снова старик сперва ничего не ответил, а потом вдруг прервал молчание:

— Да как на это посмотреть, сударыня… Мне надо с ней перемолвиться парочкой слог по семейному делу. Отец ее не смог прийти, вместо него пришел я.

— А как же вы доберетесь назад?

— Да, видно, придется пешком, разве что меня подвезут на какой-нибудь повозке.

Фрэнсис Фриленд строго поджала губы.

— С такой больной ногой надо было сесть на поезд.

Старик улыбнулся.

— Да разве у меня есть деньги на дорогу? — сказал он. — Я ведь получаю пособия всего пять шиллингов в неделю и два из них отдаю сыну.

Фрэнсис Фриленд снова сунула руку в тот же глубокий карман и тут заметила, что левый башмак у старика не зашнурован, а на куртке недостает двух пуговиц. В уме она быстро прикинула:

«До следующего получения денег из банка осталось почти два месяца. Я, конечно, не могу себе этого позволить, но я должна дать ему золотой».

Она вынула руку из кармана и пристально поглядела на нос старика. Нос был точеный и такой же бледно-желтый, как и все лицо.

«Нос приличный, не похож на нос пьяницы», — подумала она. В руке у нее были кошелек и шнурок. Она вынула золотой.

— Я вам его дам, если вы пообещаете не истратить его в трактире. А вот вам шнурок для башмака. Назад поезжайте поездом. И скажите, чтобы вам пришили пуговицы. А кухарке от меня, пожалуйста, передайте, чтобы она напоила вас чаем и сварила вам яйцо. — Заметив, что он взял золотой и шнурок очень почтительно и вообще выглядел человеком достойным, не грубияном и не пропойцей, она добавила: — До свидания. Не забудьте каждый вечер и каждое утро как следует втирать мазь, которую я вам дала.