Ганс Андерсен - Импровизатор

За ужином я живо почувствовал отсутствие Розы и Марии; Подеста тоже был что-то не весел, но объяснял это какой-то затянувшейся тяжбой, не представлявшей, впрочем, особенной важности.

— И Поджио тоже нигде не видать! — вздохнул он. — Все несчастья зараз, да и вы больны! Веселый вечер, нечего сказать! Может быть, вино подбодрит нас!.. Но вы бледны как смерть! — вскричал он вдруг, а я почувствовал в эту минуту, что все вокруг меня заплясало, завертелось, и затем я потерял сознание. У меня открылась нервная горячка.

Когда я пришел в себя, я увидел, что лежу в уютной полутемной комнате. Возле меня сидел Подеста. Он сказал мне, что я должен остаться у него в доме, — тогда я живо поправлюсь; Роза будет ухаживать за мною. О Марии он не упомянул.

Я лежал в полузабытьи; спустя несколько времени я услышал, что дамы вернулись и что я скоро увижу их. Я и увидел Розу; она была печальна, мне даже показалось, что она плакала. Не из-за меня же — я чувствовал себя уже гораздо лучше. Наступил вечер, и мне показалось, что в доме вдруг воцарилась какая-то зловещая тишина и в то же время началось усиленное движение. На мои вопросы отвечали уклончиво; но слух мой стал так болезненно-чуток, что я слышал не только шаги людей, расхаживавших в нижней зале под моей комнатой, но и их разговоры, и даже всплески воды в канале: то подплывали к палаццо одна за другою гондолы. И вот в то время, как все думали, что я сплю, а я только лежал в легком забытьи, я и понял из перешептываний окружающих, что Мария умерла! Поджио сообщал мне о ее болезни, но писал также, что она выздоровела. Видно, однако, болезнь возобновилась, и девушки не стало. В этот самый вечер ее хоронили, но хотели скрыть это от меня. «Так Мария умерла! Вот что означал тот страх, который гнал меня сюда, но я явился слишком поздно и уже не увижу ее больше! Теперь она переселилась в мир бесплотных духов, которому всегда принадлежала. Роза, верно, украсила ее гроб фиалками! Она так любила эти голубые, благоухающие цветочки, и теперь спит, осыпанная ими!» Я лежал неподвижно, словно мною овладел смертный сон, и слышал, как Роза благодарила за это Бога. Наконец она оставила меня; в комнате не было ни души; было темно; я вдруг почувствовал необыкновенный прилив сил. Фамильная усыпальница Подесты была в церкви дел Фрари; я это знал. Гроб с умершей, согласно обычаям, должен был простоять всю ночь перед алтарем. Я хотел видеть ее! Я встал; лихорадка моя прошла, я чувствовал себя сильнее, набросил на себя плащ и вышел… Никто не видел меня… Я сел в гондолу. Все мои мысли были заняты умершею… Церковная дверь была уже заперта; «Ave Maria» давно кончилась. Я постучался в сторожку. Сторож узнал меня, так как не раз видел меня в церкви с семейством Подесты и показывал мне могилы Тициана и Кановы.

— Вы хотите видеть умершую? — спросил он, отгадав мою мысль. — Гроб открыт и стоит перед алтарем; завтра его поставят в склеп!

— Он зажег фонарь, взял связку ключей и отпер маленькую боковую дверь. Я вошел. Гулко раздались под высокими немыми сводами мои шаги. Перед образом Мадонны горела лампада, бросавшая на окружающее бледный свет. Белые мраморные статуи на гробнице Кановы вырисовывались небесными тенями и походили на мертвецов в саванах. Перед главным алтарем горели три большие лампады. Я не ощущал ни страха, ни горя; я как будто сам уже принадлежал к этому царству мертвых, был здесь между своими. Я приблизился к алтарю. Как здесь пахло фиалками! Луч лампады падал на открытый гроб и умершую. Это была Мария! Она как будто спала. Бледная и прекрасная, как мраморное изваяние, лежала она, вся усыпанная фиалками. Черные волосы были связаны в узел; на челе красовался венок из фиалок. Эти закрытые глаза, это спокойствие, застывшее на прекрасном лице, глубоко потрясли меня: передо мною лежала Лара! Такою вот видел я ее и в храме, когда поцеловал ее в лоб. Но тогда я целовал ее живую, а теперь она была безжизненной мраморной статуей, трупом.

— Лара! — вздохнул я и упал перед гробом на колени. — Лара! Даже после смерти твои закрытые глаза, твои немые уста говорят моему сердцу! Я узнал тебя, узнал в Марии! И я хочу умереть с тобою! — Тут я разразился слезами. Они падали на лицо умершей, и я осушал их своими поцелуями. — Все покинули меня! — стонал я. — Даже ты, последняя мечта моего сердца! Душа моя не горела к тебе такой любовью, как к Аннунциате или к Фламинии, но я просто молился на тебя! Я питал к тебе ту чистую духовную любовь, какую знают одни ангелы! Я и сам не знал, что любил тебя, так чисто, далеко от всякой чувственной страсти было мое чувство! Я не понимал его сам, как же я мог решиться высказать его тебе!.. Прощай, моя последняя любовь, моя невеста! Блажен твой сон! — Я поцеловал чело умершей. — Моя духовная невеста! Я не протяну руки другой женщине! Прощай! Прощай! — Я снял с своего пальца кольцо, надел его на палец Лары и поднял глаза к небу, призывая в свидетели невидимого Бога. Вдруг я затрепетал: мне почудилось, что умершая прижала свою руку к моей. Не может быть! Я устремил на нее взор… Да, губы ее шевелились! Голова моя закружилась, волосы встали дыбом, я не мог шевельнуться от ужаса.