Андрэ Стиль - Конец одной пушки

— А янки, наверно, сегодня не покажутся.

— Зачем? За них работают вот эти сволочи!

— Негодяи! На мерзости только и годятся!

— А сами янки здесь бывают?

— А как же! — отвечает Гранжон. — То и дело заявляются проверять, как идут работы, — тут ведь прокладывают главный проезд к их складу. Правда, что-то не очень быстро у них дело идет, но дорога должна пройти вон там, где стоит свинарник. Собираются ее замостить, а камень будут возить за десять километров отсюда. А у меня вон какая куча камней — видите, за фермой? Сколько уж лет лежит. Но если придется все-таки отсюда уехать, я лучше перетащу все камни на себе, а уж американцам ни за что не продам! Может, добрым людям понадобятся, мало ли для чего, — обложить, например, берег реки в том месте, где полощут белье, или еще для чего, — я бы даром отдал.

Что и говорить! У Гранжона положение будет пиковое, если его выселят. Куда он денет своих коров? А где он с семьей жить будет? И чем ему кормить скотину? Ведь придется оставить в поле и кормовую свеклу и капусту. Да и земляную грушу он только-только начал копать. А шестнадцать гектаров, засеянных люцерной, янки зальют бетоном. Правда, и крестьяне совсем разорятся, даже те, кому оставят дома, — ведь у них отберут землю. Но, как известно, тебе не легче от того, что соседу плохо.

Да, Гранжону не везет: два месяца назад, первого ноября, у него был пожар — сгорела рига, где стояли два быка и корова, которую привели туда для отела, — не успели их вывести. Солома, сено, плуги, сеялки, косилки и прочий инвентарь да еще скот — в общей сложности два миллиона франков пошли прахом. Гранжон хотел поставить новую ригу, купил большой саран, но вот грозит выселение, и он не стал его собирать. Глядите — все части валяются на земле и зря пропадают. Гранжон показал на лежавшую в углу двора под снегом кучу красных металлических стоек, балок и уже потемневших, покоробленных мокрых досок… Столько добра погибает! Просто голова идет кругом!

Всем понятно, чего ждут солдаты — выжидают, чтобы совсем стемнело. Когда прибыли еще два грузовика с охранниками, крестьяне и рабочие, образовав цепь, перерезали двор приблизительно пополам. Встали довольно далеко от дома, а то охранники бросят в окна бомбы со слезоточивыми газами — все их трюки теперь известны! Во второй половине двора выстроились солдаты.

— А ну, возьмем вилы! — крикнул Гранжон.

Порыв, естественный для крестьянина — старая привычка.

— Эй, не горячись! Они могут открыть огонь. Воспользуются предлогом…

— Очень им нужен предлог! И так откроют.

— Что ж, пускай, значит, убивают, а ты и не защищайся?

— Подожди!

— Не волнуйтесь!..

Гранжон все-таки схватил вилы и, выйдя из цепи, сделал шаг вперед.

— Смотрите! — крикнул он солдатам. — Хотите испробовать? У меня в хлеву больше двадцати таких рогатин! Найдется и кое-что другое, если полезете!

Охранники переглянулись с довольно растерянным видом. Сразу перестали зубоскалить. Офицеры подошли к шеренге, дали какой-то приказ.

Атаковать они не решаются, но явно что-то замышляют. Поэтому в глубине души все были рады, что скоро прибегут женщины, а главное, рабочие с верфи и с других предприятий — паренек, посланный в город, уже примчался обратно и объявил, что идет подмога.

— Сидели бы лучше бабы у себя на кухне! — сказал Папильон. — А то только под ногами будут путаться! Да их еще могут ранить!

Неприятно, что так быстро темнеет: только и жди всяких подвохов… Посреди двора разожгли костер, но света от него не очень много. Все хуже видна черная шеренга охранников. Приходится ориентироваться по отсветам огня на их касках и автоматах, да по стуку тяжелых башмаков с подковками.

— Посмотри!.. — говорит Юсуф, повернувшись к Анри.

В конце двора — небольшой пруд, и в нем пробита широкая прорубь. На темной воде дрожат огненные блики…

— А ведь, наверно, мы эту лужу и видели тогда ночью, с подъемного крана. Помнишь?

Очень возможно.

Ферма ничем не отгорожена от поля, подоспевшие рабочие сразу присоединяются к своим, только перепрыгивают через канаву, которая идет к пруду… А когда прибегут женщины, то если кто из них и не сможет перепрыгнуть — не беда, вода в канаве замерзла.

Слышно, как в хлеву коровы мирно, безмятежно жуют жвачку. Этот глухой, ровный шум стал особенно явственным: во дворе наступила мертвая тишина, напряженная тишина — предвестник приближающейся опасности. Такая томительная тишина, что трудно долго ее вынести…