Андрэ Стиль - Конец одной пушки

…Все смотрели, как он шел, волоча ноги, опустив несгибающиеся руки, точно водолаз в тяжелом скафандре, но мальчишка, видно, об этом не думал. Он пришел к котловану посмотреть, в каких трудных условиях работают люди.

Когда Анри спустился вниз и оказался между столбами, которые подпирали судно, к нему подошел Брассар. Он снял огромные кожаные перчатки и поднял на лоб большие очки в железной оправе. Все лицо у него было усеяно красными точками — то ли от сурика, то ли от ржавчины, и только глаза, защищенные очками, обведены белыми кругами. Берет окрасился во все цвета радуги — Брассар, случалось, вытирал о него руки. Да, разговаривать здесь было нелегко, но все же несколько человек оставили работу и подошли к Анри и Брассару… А когда поднимаешься наверх, ты удивлен, что слышишь свой собственный голос. И тебе все время кажется, будто ты кричишь. Должно быть, поэтому Брассар, выступая на собрании, то говорит слишком громко, то почти шепотом.

— Простая штука, но надо было додуматься! Мы решили использовать автобус. Получилась у нас ячейка из автобусных пассажиров — ведь собрания-то приходится проводить в дороге. Не ахти как удобно, но все же лучше, чем ничего. Факт тот, что дело пошло. Нас одно смущало: в автобусе едут не только коммунисты. Но у нас секретов нет, а кроме того беспартийные рабочие отнеслись ко всему очень хорошо. И если кто из них хочет высказаться, мы не мешаем — выступи. Вроде как открытые собрания, на которых присутствуют и сочувствующие! Есть еще одно преимущество, — и Брассар со смехом хлопнул ладонью по столу, — стопроцентная явка! Хорошо мы придумали с автобусом, а? Нам это очень помогает понять настроения ребят. Например, насчет парохода с оружием — могу с уверенностью заявить: этот вопрос волнует не одних докеров. С тех пор как мы его обсудили на ячейке, весь автобус говорит о нем.

После Брассара выступает Феликс Паво, служащий авиазавода, молодой активист. Он пришел на собрание вместо Эдгара Леруа, родного дяди Анри. Эдгар заболел и сидит дома. Должно быть, у него грипп. Сколько в этом году болеют гриппом, никогда еще такого не бывало!.. Лучше, конечно, вылежать…

— Я вот что думаю, — начинает Феликс. — Не плохо бы выпустить листовку относительно перевооружения Германии и раздать, когда ребята остановят работу: все смогут ее внимательно прочесть, а главное — как раз вовремя будет. Листовка у нас уже готова.

Анри ничего не говорит, хотя прекрасно знает, что эта идея исходит не от Феликса, а от Эдгара. До сих пор еще бывает — главным образом среди молодых, — что товарищи приписывают себе чужие идеи и хвастают ими, — хотят отличиться, особенно при руководителях. Для таких случаев Анри уже выработал тактику: он делает вид, будто ничего не замечает, даже когда присваивают его собственную мысль. Что это в общем меняет? А товарищ, который выступает под чужим флагом, тем самым берет на себя обязательства: сделал предложение — изволь провести его в жизнь. И все же, откровенно говоря, Анри такие приемы не нравятся. Однако руководитель должен быть скромным, должен уметь промолчать, когда надо, и сдерживать желание ежеминутно исправлять чужие ошибки — есть люди, для которых честолюбие является двигателем. И пока это честолюбие не носит более серьезного характера, ничего нет страшного. Пусть каждый живет, как умеет.

Анри всегда брал пример с Эдгара — больше, чем со своего отца, потому что отец подпевал социалистам. В основных вопросах старик соглашался с коммунистами, но в остальном, можно сказать, был оппортунистом, да еще каким! И это не мешало ему как и многим старым докерам, высказывать анархистские взгляды. И бывало Анри еще мальчишкой — когда только начал работать в порту — нарочно заводил с отцом споры по любому вопросу, и старик сам себе противоречил. Его нетрудно было поддеть. Домашние споры и научили Анри политически мыслить. Постепенно в его голове прояснились понятия о коммунистах, социалистах, профсоюзах. Отец злился, что сын загнал его в тупик, и в раздражении кричал: «Молчи, сопляк! Мальчишка! У тебя еще молоко на губах не обсохло!» — «Да бросьте вы! Когда вы кончите спорить о политике? И без нее, слава богу, забот хватает», — говорила мать, поджаривая на сковороде картошку. Тогда они чуть не каждый день ели жареную картошку — один из братьев матери работал в мясной и приносил им сало. «Не такой уж он мальчишка, как тебе кажется, — сказал однажды дядя Эдгар. — Он получше тебя рассуждает, Франсуа. Погоди, из него выйдет настоящий коммунист». Эдгар пользовался большим уважением у своего брата. Анри высоко оценил этот аттестат зрелости, который выдал ему дядя, хотя фактически он тогда еще ничего не знал о коммунизме. Видимо, с этого все и началось. Споры с отцом и привели Анри к убеждению, что он застрахован от оппортунизма. В трудные моменты он иногда думает: как бы тут поступил отец? Это помогает ему понять, какие ошибки могут совершить некоторые товарищи и от чего их надо предостеречь. Неправильные взгляды отца создали в нем иммунитет, как перенесенные в детстве болезни…