Джордж Мередит - Эгоист

Да и упадет он на мягкое ложе, нежная женская рука будет ежедневно перевязывать раны, нанесенные его гордости.

Итак, отныне он принадлежит Летиции. Звонок, возвестивший о возвращении доктора Корни, прозвучал весьма кстати.

— Ну вот, Клара, — сказал Уилоби добродушно, — вы сейчас увидите вашего героя Кросджея.

Кросджей и доктор Корни ввалились в прихожую. К великой Клариной радости, Уилоби, как в прежние, идиллические времена, схватил Кросджея под мышки, чтобы подкинуть его в воздух. Но мальчик казался тяжелее свинца.

— Немалых трудов стоило заманить этого молодчика в сети, — сказал доктор Корни. — В конце концов я его убедил, будто все обитатели усадьбы, и вы, мисс Мидлтон, в том числе, заболели и нуждаетесь в его уходе.

Уилоби отвел мальчика в сторону и вскорости его отпустил.

Кросджей подошел к Кларе, но и взгляд его тоже казался налитым свинцом. Клара опустила письмо в почтовый ящик, стоявший в коридоре, и повела мальчика за руку, чтобы приласкать наедине.

— Кросджей, дружочек! — сказала она. — Что с тобой? У тебя такой печальный вид!

— Еще бы! Ведь вы не будете женой сэра Уилоби! — Голос у мальчика дрожал, он был на грани слез. — Я знаю, что не будете, доктор Корни сказал мне, что вы уезжаете.

— А тебе хотелось, чтобы я была его женой, Кросджей?

— Ну да, тогда я был бы с вами, а теперь я вас никогда больше не увижу… Знал бы я, что так получится, я бы ни за что… А он подарил мне вот что.

Кросджей разжал кулак: на его ладони лежали три золотые монеты.

— Очень мило с его стороны! — сказала Клара.

— Да, но как мне с ними быть?

— Дай их мистеру Уитфорду на сохранение.

— Да, мисс Мидлтон, но не должен ли я рассказать сэру Уилоби все?

— Что — все?

— Ну, что я, — и Кросджей придвинулся к ней вплотную, — что я… Помните, что вы мне велели? Конечно, это не ложь, но разве я не должен, даже если он не спросит… И эти деньги! Лучше пусть он снова меня выгонит…

— Посоветуйся с мистером Уитфордом, — сказала Клара.

— А я знаю, что вы думаете, все равно знаю!

— Может, лучше пока ничего не говорить, мой милый мальчик?

— Да, но что мне делать с его деньгами?

Кросджей держал эти три монетки на раскрытой ладони, словно еще не признавал их своими.

— Я подслушал чужой разговор и наябедничал. Подслушал-то я нечаянно, но ведь потом наябедничал. И мне нельзя после этого быть здесь… А тут еще эти деньги!.. А он и не знает, что я сделал. Разве вам не рассказали? Я знаю, что вы думаете, да я и сам так думаю, — да, да, я заслужил то, что заслужил… Я вечно попадаю в истории… Только и делаю, что запутываюсь и выпутываюсь из них! Но мне все равно, мисс Мидлтон, правда, и я могу спать где угодно — хоть на дереве! И если вас здесь не будет, мне все равно, где быть. Я должен зарабатывать себе на жизнь, вот и все. Почему бы не юнгой? Вот и сэр Клаудсли Шовэл так начинал. И я согласен утонуть, как он, лишь бы утонуть адмиралом. Так что я пойду и верну эти деньги, а если он спросит, расскажу ему правду. Вам все известно, я это понял из слов доктора Корни. Как будто я не понимаю, что вы считаете долгом мужчины! Как могу я взять эти деньги, раз вы не будете его женой? Я и за плугом согласен ходить. Из меня мог бы получиться и лесничий. Конечно, я больше всего люблю флот, но нельзя же все…

— Поговори сперва с мистером Уитфордом, — сказала Клара. Она была горда, что сумела внушить мальчику столь высокое понятие о чести, и не могла советовать ему идти против совести, хотя в глубине души, теперь, когда собственная ее борьба так успешно закончилась, с радостью ухватилась бы за любой компромисс — лишь бы все были довольны.

Позднее этот же вопрос обсуждался Верноном и доктором Корни. Последний был решительно против сентиментальной трактовки нравственных проблем, которой, по словам Вернона — и не без его одобрения, — придерживалась мисс Мидлтон.

— Раз это так гнетет мальчика, — говорил Вернон, — я не считаю себя вправе запретить ему пойти к Уилоби и все рассказать — тем более что я и сам в этом замешан и рано или поздно должен буду ему открыться.

Доктор Корни возражал по всем пунктам.

— Послушайте меня, — сказал он в заключение. — Пусть это останется между нами и не считается нарушением врачебной тайны, на что я не пошел бы и ради сорока друзей, хоть ради одного-единственного друга и готов дать руку на отсечение — разумеется, левую. Итак, сэр Уилоби допрашивает меня с пристрастием о кое-каких обстоятельствах, представляющих интерес как для него самого, так и для продолжения его рода и имени. Я ему даю исчерпывающий ответ. Кабы мисс Дейл была лет на десять моложе, говорю я, или эти десять лет протекли у нее спокойнее, без сердечных треволнений, от которых у человека изнашиваются и тело и душа, тогда… Словом, я ему даю понять все, что нужно. Впрочем, здоровье у нее, если время от времени ее подлечивать и при условии, что она со всей серьезностью отнесется к своему высокому положению и навсегда распростится с пером, обещает быть сносным. Итак, за нее можно быть спокойным. Кстати, я считаю, что проявил наивысшую мудрость, привезя сюда мистера Дейла. Теперь, после того как моими стараниями эта история сделалась достоянием всего графства, нашему джентльмену некуда податься: он — как угорь, подхваченный на вилку. И помяните мое слово, приятель, мы ведь с вами понимаем друг друга с намека — помяните мое слово: из юного эсквайра Кросджея, из этого добротного, крепкого и энергичного англосакса, выйдет малый, который с честью будет носить свои эполеты. Мне он нравится, вам тоже, мисс Мидлтон и мисс Дейл — тоже. Что касается сэра Уилоби Паттерна, господина Паттерн-холла и прочая и прочая, то он, уверяю вас, будет готов взглянуть на Кросджея весьма и весьма благосклонным взором, ибо он как-никак Паттерн и, возможно, единственный наследник великого рода.