Илья Митрофанов - ЦЫГАНСКОЕ СЧАСТЬЕ

Усатый зевнул:

"Смотри, может червивая".

"Проверим…"

Дизель остановился.

Горбоносый толкнул меня к двери. Крикнул усатому: - "Ахил- лейским вернусь…"

И потянул меня за собой в темень ночную.

"Идем, идем,- зашептал.- Дознание проведем… Не боись… Что дрожишь? Не дрожи, моя вишенка…- Обнял меня, псиной от него пахло, вином пахло. Я увернуться хотела, я убежать хотела. Где мы? Что это за станция? Сроду тут не была. Темень, черная темень вокруг. Огонек далеко-далеко на небе горит.

"Стой! Куда ты меня ведешь? Подожди…"

Не ответил, тянул меня за руку.

"Отпусти. Я прошу… На сто лет тебе счастья желаю. Отпусти… Я отдала… Я все отдала…"

"Все? - спросил горбоносый.- Нет, все ты не отдала… Кое-что у тебя еще есть…"

"Пусти. Ну?.."

Не отпустил. Я споткнулась, упала.

"Больно… Пусти… Не убегу я… Пусти…/.

"Кто тебя знает? У тебя ножки хорошие… Быстрые ножки…- И дернул за руку: - Вставай! Не рыпайся. Протокол у меня… Факт с поличным… Секешь, вишенка?" - И дальше меня потянул. Я голову в небо подняла. С неба иголки колючие падают. Бог! Бог! Защити меня! Спрячь меня!

Глянула на него.

"Постой! Я прошу… Куда ты меня ведешь? Постой, молодой-красивый…"

"Щас, щас,- отозвался,- есть тут одно местечко… Комфорта не обещаю… Но лучше чем кэпэзэ… Щас согреемся… Расскажешь свою биографию… Не спеша, подробно расскажешь…"

Голос у него хриплым был, пальцы железные крепко меня держали, глазами собачьими в темень глядел, все видел, не споткнулся ни разу, знал, куда мы идем. Знал, знал…

Акация в темноте живой тенью качнулась, забелела стена, окна без стекол, черные окна.

"Все! Вот и отель наш. Прошу!" - толкнул меня в душную темень; соломой гнилой запахло, кизяком запахло. Фонариком посветил и повалил меня на гнилую солому. Псиной, кислятиной от него несло. Я дышать не могла, Я голову вывернула, крышу худую увидела, небо увидела, чистое было небо, ветер гнал тучи и луна светила, луна на меня глядела. Два Степана сказал: "Ваше солнце…" Нет, это не наше солнце. Нет, в этом свете нашего солнца. Это нас не согреет. Никто не согреет. Никто не спасет. Правду Богдан сказал: "Никто не спасет". Богдан, мой Богдан! Что со мной делают? Что делают?!

"Пусти! Собака! Пусти…- руками что силы было хотела его оттолкнуть.- Пусти! Что ты делаешь? Душа псиная… Пусти… Веди меня к власти своей! В тюрьму веди…"

"Зачем в тюрьму? - прохрипел горбоносый.- Такую вишенку в тюрьму? Не-е-ет…" - И губами своими слюнявыми к груди моей присосался, кофту порвал, железными лапами в тело вцепился.

"Пусти! Слышишь? Заразная я… Болею я… Пусти-и!"

"Испугала! Кого испугать захотела? Костаки не испугаешь… Не-е-ет! Костаки свое возьме-е-ет! Стой, стой-не рыпайся..," Шинель свою псиную расстегнул, придавил мне коленом живот.

"Больно! Мне больно, слышишь? Пусти! Я сама…"

"Так бы сразу…" - Отвалился, запыхался.

Отдохни, отдохни, думаю. Я сниму, я все с себя сейчас сниму.

Небо глядело в окно, чистое небо. Луна глядела. Спаси меня, ночь, спаси, луна. Рванулась я, что было силы рванулась, к небу рванулась. Вот оно близко, вот луна близко. Еще один шаг!

Нет, не смогла вырваться. Схватил меня за ногу.

"Сама, говоришь? Я-я-ясно!" - И упал на меня, как зверь дикий упал, как коршун упал, рот мой ладонью вонючей закрыл, вошел в меня, всей своей силой собачьей вошел, стонал, шею мою кусал, грудь кусал. Господи, сколько ты можешь так мучить?

"Оставь меня. Больно! Оставь!"

"Щас! Щас! Давай! Мой размер, мой! Давай!" - хрипел, потом меня повернул, в шею зубами вцепился. Я зубы стиснула. Огнем меня всю прожгло!

"Что ты! Больно! Больно! Собака! Что делаешь?"

Васо пьяный такого со мной не делал…

"Зверь, гад! Пусти меня, гад. Больно. Мне больно".

Не отпускал. Гадости говорил. Матом ругался.

"Повтори, что сказал…- шептал.- Повтори, что сказал… Так слаще… Слаще так… Так… Так… Так…"

Ослаб. Отпустил меня. Огнем мое тело горело. Хотела встать. Не могла. Охоты вставать не было.

Он закурил. Мне тошно стало. Умереть хотела. Жить не хотела, "Не хочу. Не хочу",- сердце стучало. Богдан! Что со мной сделали! Что со мной сделали, Богдан? Как я теперь в глаза твои гляну? Умереть. Хочу умереть. Жить не хочу.

Голову подняла. Лицо его увидала собачье. Губы слюнявые красные от папиросы.

"Что ты там шепчешь, вишенка? - спросил.- Чертей на меня посылаешь? Давай! Давай! Я в чертей не верю…" •

Фонарик искать свой начал, спичками чиркал, а я лежала, у меня не было сил слова сказать.

Свет по соломе прошел.