Карсон Маккаллерс - Отражения в золотом глазу

— Послушай, — заговорила Ф. Джэсмин, — я вот что хотела сказать. Тебе не кажется странным, что я — это я, а ты — это ты? Я — Ф. Джэсмин Адамс. А ты — Беренис Сэйди Браун. Мы можем смотреть друг на друга, дотронуться друг до друга, год за годом проводить вместе в одной комнате. И все же всегда я — это я, а ты — это ты. Я могу быть только самой собой, а ты — только собой. Когда-нибудь ты задумывалась над этим? Тебе это не кажется странным?

Беренис слегка покачивалась на стуле. Сидела она не в качалке, но откидывалась назад, опираясь на прямую спинку, а потом чуть наклонялась вперед, и передние ножки стула негромко стучали по полу; темной негнущейся рукой она держалась за край стола, балансируя. Когда Ф. Джэсмин заговорила, Беренис перестала качаться. Помолчав, она ответила:

— Иногда я об этом думаю.

Наступил тот час, когда все предметы в кухне начинали темнеть, а голоса расцветали. Трое на кухне разговаривали тихо, и их голоса расцветали — если звуки можно сравнивать с цветами и если голоса могут расцветать. Ф. Джэсмин стояла лицом к темнеющей комнате, сцепив руки за головой. Она ощущала у себя в горле неведомые слова и была готова произнести их. В ее горле расцветали странные слова, и настало время их проговорить.

— Вот я вижу зеленое дерево, — начала она. — Для меня оно зеленое. И ты тоже скажешь, что оно зеленое. Мы обе с этим согласимся. Но цвет, который тебе кажется зеленым, такой же зеленый, каким он кажется мне, или нет? Или, допустим, мы обе говорим про черный цвет. Но откуда мы знаем, что твой черный цвет такой, каким его вижу я?

— Тут ничего доказать нельзя, — после паузы ответила Беренис.

Ф. Джэсмин потерлась головой о дверь и поднесла руку к горлу. Ее голос задрожал и стих.

— Нет, я совсем не то хотела сказать.

Горький и теплый дым сигареты Беренис неподвижно висел в воздухе. Джон Генри опять прошаркал в туфлях на высоком каблуке от плиты к столу и обратно. За стеной шуршала мышь.

— Я вот что имела в виду, — снова заговорила Ф. Джэсмин. — Ты идешь по улице и встречаешь какого-то человека, совершенно тебе незнакомого. Вы смотрите друг на друга. Ты — это ты, он — это он. И все-таки, когда вы переглядываетесь, между вами устанавливается связь. Потом вы расходитесь в разные стороны. Вы уходите в разные концы города и, может быть, уже никогда не встретитесь, никогда в жизни. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Не очень, — ответила Беренис.

— Я говорю про наш город, — продолжала Ф. Джэсмин, повысив голос. — У нас живет столько людей, которых я ни разу не встречала и имена которых я не знаю. На улице мы проходим мимо друг друга, и между нами нет связи. Они не знают меня, а я не знаю их. И вот теперь я уезжаю, а в городе остаются все эти люди, которых я никогда уже не встречу.

— Но кого ты хочешь встретить? — спросила Беренис.

— Всех. Всех, кто есть на земле. Всех-всех.

— Вы только послушайте ее, — сказала Беренис. — Всех, и даже людей вроде Уиллиса Родса? И немцев тоже? И японцев?

Ф. Джэсмин стукнулась головой о косяк двери и посмотрела на темный потолок. Ее голос прервался, и она повторила:

— Я говорю не об этом, не это я имею в виду.

— Ну так что же? — спросила Беренис.

Ф. Джэсмин покачала головой так, будто сама этого не знала. В сердце у нее было черно и тихо, но в нем расцветали неведомые слова, и она готовилась произнести их. С соседнего двора доносились звуки вечерней игры в бейсбол и крики: «Подавай выше! Подавай выше!», потом глухой удар мяча, стук брошенной биты, звук бегущих ног и возбужденные крики. В окне, выделявшемся на стене бледным прямоугольником, промелькнул мальчик, который бросился через двор к беседке, чтобы поднять мяч. Он двигался стремительно, как тень, и Ф. Джэсмин не разглядела его лица. Выбившаяся белая рубашка хлопала за спиной мальчика, как причудливые крылья. Сумерки за окном были бледными и тихими и тянулись бесконечно.

— Фрэнки, идем поиграем на улицу, — прошептал Джон Генри. — Слышишь, как им весело.

— Нет, — ответила Ф. Джэсмин, — иди один.

Беренис потянулась и сказала:

— Пожалуй, можно и свет включить. Но света они не включили. Ф. Джэсмин чувствовала, что не сказанные слова застряли у нее в горле, и, задохнувшись, она застонала и стукнулась головой о косяк. Потом сказала быстро и громко, но совсем не то и не теми словами.

— Гей-гей! — крикнула она. — Из Уинтер-Хилла мы поедем в разные города, вы о них никогда и не слышали. Не знаю только, куда сначала, но это и не важно, потому что оттуда мы еще куда-нибудь поедем. Втроем мы все время будем ездить. Сегодня здесь, завтра уже уехали. Аляска, Китай, Исландия, Южная Америка. Путешествовать на поездах. Носиться на мотоциклах. Летать по всему свету на самолетах. Сегодня здесь, завтра уже уехали. По всему свету! Это чистая правда, черт возьми!