Генрих Манн - Венера

— Нет. Не особенно. Но в вас, несомненно, нечем было восхищаться, кроме вашей бесцеремонности. Вы нравились мне, пока вы были только алчны. Чувство погубило вас в моих глазах… Вы не понимаете? Был момент, когда я думала: «я погибла!» Я приняла вас за Пизелли, который убил бедную Бла. Потом я вспомнила, что я-то ведь не Бла. А вы дали скоро заметить мне, что вы так же мало — Пизелли. Вы алчны, но в то же время вы раб сладострастия. Это соединение не понравилось мне: я стала презирать вас… Да, вы должны были услышать это… Такие не убивают, сказала я себе… Ну, не волнуйтесь, главная вина — во мне, потому что я не Бла, склонная дать убить себя. В конце концов, это простительно, что вы не убили меня. А теперь…

Она протянула ему руку. Он опустил голову, надувшись, как ребенок, которого бранят.

— Наша война окончена, не правда ли? Теперь мы можем дать друг другу разъяснения. Вы знаете, что раздражило меня больше всего? Ваше благонравие за карточным столом. Вы чувствовали, что за вами наблюдают, вы боялись меня, вы были осторожны! Но меня смягчило бы, если бы вы играли фальшиво! О, я тем не менее порвала бы с вами; но я сделала бы это не без уважения… Почему вы не играли фальшиво? Вы делали это достаточно часто.

— Но не сегодня ночью, — упорно и обиженно повторил он.

— Я знаю, знаю. Оставим это.

— Нет, я понимаю вас, — нерешительно сказал он. — Вы хотите, чтобы для вас боролись, совершали опасные вещи…

Он оживился.

— Но ведь я собирался воспользоваться вами для величайших, отважнейших предприятий. Почему вы не дали мне действовать свободно? Что я сделал бы из вас!

— Теперь вы открываете свое сердце.

— Я хотел ваших денег? Я не хочу их больше. Если бы вы потеряли все! В моих руках вы сделались бы великой куртизанкой; вы зарабатывали бы миллионы… Да, я уже жил на счет женщин, но без настоящей выгоды. Для вас я хотел завоевать сокровища!

— С помощью того, что я зарабатывала бы?

— Я основывал бы банки, строил волшебные дворцы, открывал огромные увеселительные заведения и другие дома, которых я не хочу назвать, и которые приносят очень много…

— Я знаю, вы уже сделали первый опыт.

— И эта гора предприятий, богатства, жизни — жизни: она покоилась бы только на вашей красоте, да, только на вашем теле стояла бы она!

Она с восхищением смотрела, как его воображение опьяняло его. Он стоял у столика из черного дерева. Она стала с другой стороны и положила свою руку рядом с его рукой на темное зеркало.

— Я сделал бы из вас самую дорогую женщину, какая Когда-либо существовала! Разве это не было бы гордо, разве это не было бы величественно? — воскликнул он у самого ее лица.

— Конечно, — ответила она.

— Блеск вашего имени, вашего прошлого, вашего ума: все это было бы оценено очень высоко. Я стал бы колоссально богат, богаче, чем можно себе представить. Невероятно богат!

— Могу себе представить. А я?

— О, вы, — вам было бы хорошо. Когда вы состарились бы и не годились бы больше ни на что, я даже назначил бы вам приличную пенсию!

— Ах! — произнесла она, и ее губы раскрылись от восхищения. Вдруг он увидел, что ее рука вспорхнула с темного зеркала, точно белая голубка. В следующее мгновение ее руки обвились вокруг его шеи. Он схватил ее в объятия.

— Ты остаешься со мной! Ты не можешь поступить иначе!

— О, прекрасно могу.

Она быстро высвободилась и стала прикалывать перед зеркалом вуаль.

— Но словами о приличной пенсии ты убедил меня, что не напрасно я так старалась с тобой познакомиться.

— Так останься! Зарабатывай мне деньги!

— Ты забываешь, что я богата.

— Ах, да.

Он обеими руками схватился за голову.

— Этот Рущук! Такой мошенник! Нет человека, которого он не обманул бы; но с тобой он поступает честно. Если бы он удрал с твоим богатством! Если бы ты была бедна!

— Это прекрасная мечта.

— Но ты богата! Какая глупая случайность!

— О, — случайность. Поверь мне, мой друг: деньги — точно такое же предназначение, как и все остальное. Кому для завершения своей личности нужны деньги, тот еще никогда не был беден. Бедной герцогиню Асси нельзя представить себе. Если бы она потеряла свои деньги, тогда — она никогда не существовала бы… Ты не понимаешь? Для этого ты — ты… И этой философией, дон Саверио, вы позволите мне закончить нашу совместную жизнь, которая во всяком случае была более… деятельной, чем созерцательной.

Она кивнула ему — он не знал, насмехается ли она — и вышла. Он не сразу опомнился.