Йозеф Рот - Отель «Савой»

Он — человек необразованный, коверкающий иностранные слова. Он — человек плохой, лгущий не от того, что ему нравится лгать, но продающий свою душу за малую мзду.

— В Мюнхене я был инициатором кино, открывал кинематографические представления речью к печати и к собравшимся представителям ведомств. Это было в последний год войны. Если бы не наступила революция, вам лучше было бы известно, кто, собственно, я, Эрих Кёлер.

А четверть часа спустя он рассказывает о своей интимной дружбе с русскими революционерами.

Он был величиною, этот Эрих Кёлер.

Другой господин — юноша во французской обуви, родом из Эльзаса, обещал достать фильмы Гомона и действительно основал кино. Бломфильду нисколько не было желательно устраивать для жителей своего родного города развлечения. Однако юноша-француз купил молочную у Френкеля, дела которого шли плохо, напечатал плакаты и обещал развлечений на целые десятки лет вперед.

Нет, не легко было получить от Бломфильда денег.

Я сидел вместе с Авелем Глянцем в баре. Там собралось прежнее общество. Глянц по секрету рассказал мне — Глянц все вообще сообщал по секрету, — что Нейнер не получил денег и что у Бломфильда вообще больше нет никакого делового интереса к этой местности. За год его средства в Америке удесятеряются; какое ему дело до слабой валюты?

Бломфильд разочаровал многих. Люди не могли осуществить своих прожектов, и дела оставались точно в таком же положении, как если бы Бломфильд вовсе не приезжал из Америки. Тем не менее я не понимал, отчего вдруг на первый план выступили теперь фабриканты со своими женами и дочерьми.

Дело в том, что постепенно многое изменилось в обществе зала файф-о-клока.

Во-первых, Калегуропулос пригласил музыку, оркестр из пяти человек. Оркестр играет вальсы, а также марши, и всех охватывает залихватское настроение. Каждый вечер пять русских евреев играют арии из опереток, у первой скрипки завитые волосы — для дам.

Раньше никогда тут не видно было дам.

У Нейнера теперь оказались жена с дочерью, Каннер был вдов и имел двух дочерей, у Сигизмунда Финка была молодая жена; к ним присоединились еще мой дядя, Феб Белауг, с дочерью.

Феб Белауг приветствует меня сердечными укорами: мне следовало посещать его.

— У меня теперь нет времени, — отвечаю я.

— Тебе деньги больше не нужны, — отвечает Феб.

— Да вы мне никогда ничего и не дали…

— Не сердись, — напевает мой дядя Феб.

Я не понимал, ради чего, собственно, явился Генри Бломфильд. Неужели для того только, чтобы ввести в бар музыку? С целью привлечь дам?

Однажды в зале файф-о-клока появился Злотогор, магнетизер Ксаверий Злотогор. Он состроил свою плутоватую рожицу молоденького еврея, стал прохаживаться между столами и приветствовать дам. Все они ласково кивали ему в ответ и просили его присесть. Ему пришлось подсаживаться ко всем столам поочередно.

У каждого он оставался по пяти минут. Вставая, он целовал дамам ручки. За час он перецеловал двадцать пять ручек.

Он подошел и ко мне. Тут же находился Звонимир, спросивший его;

— Это вы — человек с ослом?

— Да, — ответил Злотогор, несколько изумленный. Он был человек тихий, его стихией было безмолвие. Он ненавидел шумливость Звонимира.

— Хорошенький анекдот! — продолжает расхваливать Звонимир, не понимая, всей нежелательности такой шумной веселости.

Ксаверия Злотогора он, конечно, удалить не был в силах.

Совсем наоборот: Злотогор присел к нам и рассказал мне, что у него есть одна хорошая мысль. Для публичных выступлений с сеансами магнетизма теперь не сезон; поэтому он собирается использовать каникулы и заняться частною магнетизерскою практикою. Сделает он это в отеле, в своей большой комнате, на третьем этаже. Он собирался принимать дам, страдавших головными болями.

— Превосходная мысль! — орет Звонимир.

— Господин доктор, — кричит Звонимир, адресуясь к военному врачу. А сидящий тут же магнетизер Злотогор готов убить Звонимира кинжалом.

Однако никакой магнетизм не может повредить крепкой натуре Звонимира.

Военный врач подходит к нам.

— У вас будет конкурент, — говорит Звонимир и указывает на магнетизера.

Ксаверий Злотогор вскочил с места; ему хотелось предупредить более крупную неудачу и остановить крик Звонимира. Поэтому он сам рассказал о своих намерениях.

— Слава богу, — заявил военный врач, не любивший работать. — Тогда я больше не стану прописывать аспирин. Я буду посылать всех пациентов к вам.