Валентин Рыбин - Разбег

К полуночи конники втянулись в лес: его разрезала неширокая колея — ехать пришлось по два всадника в ряд. Между деревьев уже завиднелись огни деревни, когда навстречу выехал один из разведчиков.

— Здесь располагайтесь. Дальше — опасно. Кавалеристы слезли с коней, принялись надевать на конские морды брезентовые торбы с овсом, чтобы какая-нибудь лошадь не заржала сдуру.

К Иргизову подошел Супрунов.

— К селу совсем нет скрытых подходов. Местность, как на ладони. Из лесу нападешь — накроют сразу. С той, северной стороны, тоже чистое поле — не подойти.

— А если лихой атакой взять село? Нанесем удар двумя группами с разных сторон, — предложил Акмурад.

— Конечно, капитан, окончательное решение принимать тебе, но давайте малость подумаем, прежде чем лезть в пекло. — Иргизов заговорил спокойно и рассудительно, словно на базар собрался. Это даже смутило Акмурада.

— Ну, что ж, думайте. Я, например, иного хода операции не вижу. Стремительная атака принесет полный успех, не сомневаюсь.

— Потеряем половину эскадрона, — возразил Иргизов.

Супрунов, подумав, спросил:

— Товарищ капитан, нет ли среди ваших бойцов артиллеристов?

— Сам я, прежде всего, артиллерист. Да только зачем тебе артиллеристы? — не понял Каюмов.

— Если б были артиллеристы, мы могли бы захватить пушки и пальнуть из пушек по клубу и сельсовету. Там весь немецкий гарнизон.

— Да, братцы, а ведь это мысль! — рассудил Иргизов. — А какое расстояние от пушек до клуба и сельсовета?

— Метров сто, не больше.

— Да, действительно! — загорелся возможностью коротко, одним ударом расправиться с немцами Акмурад. — Пожалуй, я пойду сам с разведчиками.

— Хвалю, комэск. — Иргизов пожал ему руку.

Группа из тридцати человек двинулась к селу короткими перебежками, пряча под маскхалатами черные диски автоматов. После каждой перебежки ложились в снег и прислушивались. Через минуту поднимались вновь — и так до крайних изб села. Потом пересекли несколько улочек, вызвав лай собак. Но собаки и раньше лаяли, разбуженные трескотней ракет и пьяным гвалтом немцев возле клуба… Неслышно приблизились к площади. И в самое время: на ней уже не было ни души. У входа в клуб, властно, по-хозяйски расставив ноги, стоял часовой с автоматом. Два других ходили вдоль освещенных окон. Разведчики лежали на обочине и видели — в клубе стояла огромная елка и множество пар кружилось вокруг нее под звуки аккордеона. Иргизов легонько тронул за плечо Акмурада.

— Ну что ж, двинулись. Пора… Часовые как раз сошлись, закуривают.

Пользуясь моментом, разведчики проползли последние метров пятьдесят по-пластунски и оказались возле самих орудий, обращенных жерлами в белую декабрьскую степь. Вот уже подползли к колесам, приподнялись, спрятавшись за бронированными щитами пушек. Теперь дождаться, пока часовые разойдутся. Те поговорили и потопали гуськом, приплясывая от холода. Один, второй, третий… Идут вдоль пушек. Иргизов поднял руку. Бросок разведчиков — и в одно мгновенье часовые оказались под колесами. Не прошло и трех минут, как все десять орудий были нацелены на окна клуба.

— Ну, что, с богом, как говорится? — Иргизов посмотрел на Акмурада.

— Давай!

— Пли! — скомандовал Иргизов и десять стволов в упор расстреляли клуб с офицерами и солдатами, и сельсовет, в окнах которого тоже мелькали тени.

Удар был таким мощным, что в ответ не последовало ни выстрелов, ни криков. Клуб был разнесен в щепки. Черный дым и быстро распространяющееся пламя охватило остатки строений. А Пленные часовые, подталкиваемые автоматами разведчиков, уже развернули орудия, зарядили и ударили по церкви. Несколько снарядов попали в цель. Громко и отчаянно зазвенел на всю округу колокол. Почти тотчас ворвались в этот панический гул крики «ура!». Это эскадрон выскочил на улицы Сазоновки. Конники прочесали село, рассыпая автоматные очереди и забрасывая дворы гранатами, откуда оказывали сопротивление фашисты, стоявшие на квартирах. Через полчаса все съехались к площади, над которой гигантской рождественской свечой пылал клуб.

— Наделали шуму! — сказал удовлетворенно Иргизов.

— Наделали, — согласился Акмурад. — Но задерживаться тут некогда.

Двинулись вдоль опушки леса на юг, помочь партизанам. Обогнули лес и остановились: горит Богородское. Ружейная стрельба из горящего села доносится. А вот уже на восточном берегу пушки заговорили. Заухала, загудела, загремела рождественская ночь на Волге…