Валентин Рыбин - Разбег

— Ясно… Ну, а где же мои разведчики?

— Здесь все. Самая маленькая рота пока.

Акмурад посмотрел на сидевших красноармейцев, приказал, чтобы построились. Тотчас небольшой строй — в восемнадцать человек — приблизился к стоявшим у костра командирам. Сержант доложил о готовности роты. Акмурад посмотрел на Иргизова, запросто спросил:

— Ну, как, лейтенант, нравятся?

На лицах разведчиков засияли добрые улыбки. Иргизов немного смутился — не ожидал такого «домашнего» знакомства.

Вечером возвратившись в расположение эскадрона, Акмурад и Иргизов прежде всего попытались найти Ратха. Ни в одной из землянок его не оказалось, и никто из красноармейцев и командиров не мог ответить — где он. Наконец, помог тот же сержант Супрунов.

— Так на вызове же он! — сказал сержант. — Его сам Морозов вызвал — посыльный из штаба прибегал.

Иргизов все понял.

— Ну что ж, капитан, надо идти к самому Морозову, а еще лучше — в клуб. Там твой дядя. — И Иргизов сообщил Акмураду о разговоре с командиром полка насчет назначения Ратха.

Спустя полчаса они отыскали его. Ратх стоял в четырех глиняных стенах, между скопищем глиняных скамеек и сценой. Он был мрачен, и даже встреча с Акмурадом его обрадовала не надолго. Обняв племянника и расспросив о семье, Ратх напустился на Иргизова:

— Ты думаешь, я не знаю — чья это работа?! Это ты устроил меня в клуб. Все о других печешься. Как бы не погиб от пули, как бы семью в сиротах не оставил. Но учти, Иргизов: не слишком доброе дело ты сотворил. Я все равно вырвусь отсюда. Рано вы с Морозовым списали меня с боевого счета.

Иргизов покрутил головой, неловко засмеялся:

— Всё — Иргизов. Во всех твоих бедах я виноват. Можно подумать, что Морозов не знает о твоих прежних должностях. Ты же все время на партийной, агитационной работе раньше находился. А здесь именно такой человек и нужен. Армейский клуб — это не клуб текстильной фабрики, и даже не осоавиахимовский клуб. Тут посложнее работка. Вот, скажем, ты еще не заступил, а я уже в тебе нуждаюсь. Выдай нам маты для самбистов.

— Какие к черту маты! — вспылил Ратх. — Не получишь никаких матов. И вообще, катись!

— Ну, что ж… — Иргизов обиженно повернулся и пошел.

— Вернись! — скомандовал Ратх. — Тоже мне, обиделся. Пойдемте поужинаем вместе.

Назавтра в шесть утра — подъем, построение на физзарядку, завтрак, тренаж. На следующий день такая же программа. Еще через несколько дней потопали разведчики за ворота крепости. У разведроты своя программа — усложненная. Стреляли из пистолета, занимались борьбой «самбо», отрабатывали рукопашный бой, учились брать «языка»…

Ровно через два месяца морозовский особый полк, одетый с иголочки, стоял на плацу. Командир полка проводил смотр боевой готовности личного состава. А затем — поход. Вышли из северных ворот и двинулись по разбитой дороге к железнодорожной станции. Сначала стрелковые роты, затем батарея — покатились в конных упряжках 45-миллиметровые орудия. Кавалерийский эскадрон и разведрота — тоже на конях — отправились в путь часом позже. Перед отъездом Акмурад и Иргизов зашли проститься с Ратхом.

— Надеюсь, будете писать?! — бросил он с упреком обоим.

— Обязательно, дядя, — живо отозвался Акмурад.

— Главное, ты не завидуй, Ратх, — сказал Иргизов. — Война велика — на всех хватит. Настанет час — и тебя призовут в маршевый батальон.

— Спасибо, Иргизов, за доброе слово. Тебе тоже, Акмурад. И еще — знаешь, что я тебе скажу. Ты не обижай отца. Ты совсем не знаешь Амана. Он в тебе души не чаял, а ты… Ну, ладно, пусть обойдет вас вражеская пуля. Деритесь, как львы — народ верит всем нам, воинам Красной Армии.

— Ну вот, я же говорил, ты незаменимый агитатор и пропагандист! — засмеялся Иргизов.

— Ладно, пошли… — Ратх махнул рукой и отвернулся.

Акмурад и Иргизов пришпорили коней, съехали со склона, и поскакали к станции, вслед за маршевой колонной.

В декабре полк Морозова в составе резервных войск Калининского фронта, высадившись на восточном берегу Волги, попал под ураганный артиллерийский обстрел. Фашистская артиллерия ударила с другой стороны реки, с крутых заснеженных берегов, как только военный эшелон остановился на станции и полк начал выгружаться из теплушек. Несколько снарядов задели паровоз и искорежили железнодорожный путь. Посыпались кирпичи с разрушенной водонапорной башни. Красноармейцы, ошеломленные снарядным воем и взрывами, кинулись к ближайшему лесу. Здесь, в сосняке, за крутым берегом, быстро освоились и заняли оборону. Сходу принялись за окопы и блиндажи. К вечеру полк «зарылся» в землю, а ночью повалил густой снег и замаскировал оборонительные рубежи.