Александр Перфильев - Когда горит снег

Посмотрела она на меня, да как расхохочется.

— Отчаянный вы народ, казаки!

Меня этот смех немножечко обидел.

— Нина, — говорю, — каждая минута дорога. Сейчас могут сюда прийти. Мой друг поручил мне немедленно увезти вас отсюда. Собирайтесь.

Тут старуха проклятая опять вылезла откуда-то и заохала, запричитала, словно рязанская баба. Но Нина, ей что-то на ухо шепнула и она успокоилась. После этого красавица моя стала серьезнее.

— Ну, рыцарь, как же мы побежим?

— Вы, говорю, в казачье платье переоденьтесь и быстро через зал на двор. А я за вами. А там на коня и айда.

Сказал, а сам вспомнил, что узелок то с платьем у ворот остался. Ох и осел же! Как тут быть?

Объяснил я ей в чем дело.

— Это, — говорит, хуже. В своем — ни в чем не могу выйти. Сразу заметят.

Тогда я решился на отчаянную штуку.

— Знаете, что Ниночка. Надевайте вы мой наряд. Для вас и для своего друга я на все готов. Я за ширмой разденусь, вы наряжайтесь и бегите на двор. Казаки вас не остановят. А я уж как-нибудь проберусь. У ворот оденусь и поедем.

Так и порешили. Полез я за ширму, скинул с себя все и остался, извините, в одних подштанниках.

Ниночка тоже долго не копалась. Снарядилась и побежала. Остался я за ширмой, стою, как болван и думаю: что же делать. Хоть бы Ахметка проклятый с узелком появился. Вдруг гляжу — бурка в углу висит. Вот оно мое спасение! — Накинул я ее и в двери. Темно и никого. Понесся я быстро коридором, пролетел через абдурхамановскую спальню и выглянул в зал. Гляжу в нем никого. Неужели же все смылись? Не может быть. Наверное, Савельич еще в кабинете с ханом разговаривает. Прошмыгнул я во двор к внутренним воротам. Вижу — фигура. Подшивалов. Он меня за бурку.

— Стой!

— Пусти, — говорю, — это я.

— Ваше высокоблагородие, вы здесь?

— Да, да, после объясню. Где Савельев?

— А они еще у Абдурхманки в кабинете сидят, чай пьют. А меня послали сюда караулить.

— А женщина проходила?

— Так точно. Прошла одна. Кажись та, что обыск делала.

— Ну, хорошо. Я сейчас пройду на улицу. А ты маленько обожди и эдак через четверть часика доложи его благородию, что все в порядке. Пусть немного погодя выезжают. Понял?

— Так точно. Слушаюсь.

Полетел я стремглав по двору, чуть в бассейн не угодил. Подошел к последним воротам. Смотрю, опять кто-то караулит. Поставили они тут караулы на мою голову. А я только в бурке, а под ней кальсоны. Вот оказия!

К счастью, это Ахметка оказался.

— Куда же ты пропал, еловая голова.

— А ты чего ругаешься. Ты же узелок с одеждой у ворот забыл, я за ними и побежал, а когда вернулся, вижу у ворот ваш казак стоит, Пошивайла. А он бы меня не пропустил, подумал бы, что я с ханом заодно. Понимаешь.

— А где Нина?

— А там, за воротами.

— Ну, давай узелок.

Оделся я быстренько, вышел за ворота, отыскал Нину. А ночь холодная, зазябла она у меня бедняжечка. Привел Ахметка коней, вскочил я на свою рыжую «Фатьму», взял Нину поперек седла и понес карьером к дому.

Ахметка едва за мной поспевал. Еду и чувствую, что девочка моя не каменных устоев. К жениху нареченному едет, а ко мне прижимается. У меня тоже эдакое томление в сердце. Такую, можно сказать, красоту везу.

Ну, нет, думаю, не поддамся соблазну, я друга своего никогда не надую!

Доскакали мы до дому мигом. Снес я Нину в квартиру на руках, Галданова поднял, велел ужин приготовить. Нину в свою койку уложил, напоил ее чаем, коньяку заставил выпить. Хлопочу около нее, а у самого сердце неспокойно. А вдруг старик спохватится и поднимет праздничный трезвон? А девочка отогрелась, глазками в меня постреливает, все ей нипочем. Забавное, мол, приключение. И все норовит за меня зацепиться. То головку на плечо положит, то за руку возьмет, то словно обнять хочет. Бросало меня от этого и в жар и в холод. Сами понимаете не сто лет мне было, а всего двадцать шесть.

Вздохнул я свободно, когда, наконец, Савельич появился.

Справляюсь я потихоньку:

— Ну, как, друже, не поднял старик детского крика?

— Нет, ничего, все спокойно.

— Обиделся?

— Может и обиделся, но виду не показал. Мы с ним друзьями расстались. В гости звал, Фирдусси в подлиннике читать. Культурнейший человек.

Сели мы за стол и вспомнили, что Новый год наступил. Чокнулись.

Савельич тост произнес в честь жениха и невесты. Нина нас всех очаровала. Даже Галданов топал около нее эдаким рождественским гусем и улыбался во всю свою бурятскую тарелку.

Перед самым рассветом, только мы уже на покой собрались — слышим на улице конский топот. Что за оказия? Уж не погоня ли за Ниной?