Впрочем, как ни старался Коперецкий соблюсти великосветский тон, он все равно оставался типичным провинциальным кавалером с мальчишескими подчас замашками. Он тут же взялся показывать фокусы, для начала «проглотил» перчатки Вильмы, потом стал вылавливать у нее из волос и оборок кружевного воротничка новенькие золотые монеты. Старик Ности громко смеялся, Вильме, разумеется, эти глупые шутки не нравились, но она и виду не подала.
Когда фокусы иссякли, Коперецкий подозвал к столу лотерейщика и предложил Вильме вытянуть из его мешочка три билета. Вильма вытащила, но числа, значившиеся на билетиках, превысили цифру сто — словом, она проиграла. Стал тянуть сам Коперецкий и тоже не выиграл. Разозлился, начал браниться, сказал лотерейщику, что он обманщик, вытряхнул из мешочка все билеты, чтобы подсчитать, правда ли их девяносто. Вел он себя крайне вульгарно и неприятно, но пришлось выдержать и это с самой любезной миной. Что поделаешь, провинциальный городок, и люди здесь провинциальные, — к тому же Вильма поняла по поведению отца, что Коперецкий здесь в почете.
Впрочем, Коперецкий вовсе не был глуп, и внешняя простоватость не мешала ему строить хитроумные планы. Фокус с золотыми монетами, которые он вылавливал из пушистых волос Вильмы, сладко щекотавших его, оказался опасной игрой. А шаловливая фея, что живет в шампанском, все поощряла: «Смелей, смелей!»
— Милая Вильма, знаете, что я вам скажу, — и моей руке и вашей не везет, пока они порознь, но есть у меня одна примета: попробуем-ка тянуть вместе — я один, а вы два билетика.
Он встряхнул мешочек и протянул его Вильме. Вильма засунула в него тонкую руку, и Коперецкий тотчас запустил свою лапищу, но у него достало ума не искать свернутые в трубочку билетики, а жадно схватить белоснежную ручку, сладострастно пожать ее, похотливо моргая при этом, словно он рылся в теплом гнездышке. Барон почувствовал, как пульсирует кровь в руке у девушки, и жаркий огонь промчался у него по жилам. Вильма вспыхнула, лицо у нее стало как алая роза. Даже дурак догадался бы, что творится в мешке, но бдительный отец… ему ведь и не положено замечать то, чего не видно глазом!
— Право же, Коперецкий! — строптиво воскликнула Вильма и выхватила руку из мешка. — Вы с ума сошли!
— Пожалуй, и впрямь сошел с ума. Мне надо было вытянуть маленький билетик, а я намеренно потянулся за большим. Вы сердитесь?
— Конечно, сержусь, — ответила Вильма и отвернула от него свое прекрасное мечтательное лицо.
Коперецкий пришел в полное отчаяние. Он уронил голову на руки, на: глазах у него появились слезы.
— Ну, Дваи, не дури, что за ребячество! — сказал старик Ности. — Вильма, зачем ты так? Ведь это все шутки. Недоставало только, чтобы обратили на вас внимание. Уж и без того со всех столов смотрят сюда. Сейчас же дай руку Коперецкому. Вильма повиновалась, и это так воодушевило барона, что он превесело воскликнул:
— Оля-ля! Ну, лотерейщик, пришел твой конец. Играю на всю корзинку.
Это было потрясающее событие для «Большого осла», можно сказать эпохальное. Только раз в десять лет случается, что какой-нибудь набоб или расточительный наследник играет на всю корзину. За столиками воцарилась мертвая тишина. Мигом оборвались разговоры, анекдоты — слышалось только, как громко бьется сердце лотерейщика. Вся жизнь бедного итальянца была поставлена на карту: либо он превратится через минуту в нищего, либо станет счастливцем. Внимание всех было обращено к нему. Кельнеры точно вросли ногами в пол. Быть может, даже часы остановились, на минуту или на две потеряли голос.
Барон долго шарил рукой в мешочке и, наконец, выхватив три билетика, пристально посмотрел на лотерейщика.
— Выиграл, — прохрипел он, хмельной от торжества.
— Откуда вы знаете? — спросила Вильма.
— По лицу лотерейщика вижу. Определенно!
На лице у лотерейщика пот выступил от отчаяния. Он ведь знал наизусть свои номера, мгновенно сложил их, но, даже угадав страшную катастрофу, все еще не сдавался, не желая поверить тому, что случилось! Он поднял остекленевшие глаза к потолку и заклинал и молился о чуде: «О Santa Madonna [5] О пресвятая Мадонна (итал.)
, помоги!»
Но цифры, увы, сильнее даже мадонны — 9, 15 и 53 — согласно Мароти [6] Мароти Дёрдь (1715–1744) — дебреценский профессор, автор популярного учебника арифметики.
— 77, словом, намного меньше, чем сто; стало быть, корзина переходила во владение Коперецкого.
— Прелестная Вильма, позвольте мне презентовать вам эту корзину!
Читать дальше