Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— В таком случае просто безбожно преподносить такие милостивые дары!

— Пустяки, всей семейкой пыль в глаза пускали. Невинная штука. Наша семья себе на уме, вот и все, к тому же мы числимся благотворителями, так надо же что-нибудь давать, иначе как заткнешь людям рот? Пускай набираются ума и те, кто получает дары. Пускай терпеливо ждут, пока будет изобретен управляемый воздушный шар и его приспособят для переправки леса.

Неподалеку от домиков двигалось несколько плугов… Их неохотно волочили низкорослые, хилые волы. Возле пашни стоял и управляющий имением Дёрдь Клинчок, пуская дым из отлично обкуренной пенковой трубки.

Коперецкий подозвал его к коляске, и старик, задыхаясь от толщины, подкатился, словно перекати-поле. Тут он подобострастно вынул длинную трубку изо рта, опустил вниз и повесил на нее шапку, которую внезапно сдернул с головы. Он сделал так, чтобы нечаянно не сунуть чубук в рот, пока стоит перед лицом светлейшего барона.

— Ну, что нового, батенька мой Клинчок? — ласково спросил помещик. — Что случилось за неделю?

— Ничего так особенно, — ответил управляющий, по-своему, по-словацки связывая слова.

— Есть что-нибудь в хозяйстве, пригодное для продажи? А то мне очень туго приходится. Это губернаторство все равно что кровопускание. Да и вчера в Тренчене меня облупили как яичко. Денег нет, дядюшка Клинчок!

— Гм; подумаю. — Он потер лоб волосатой рукой, и его честное добродушное лицо сморщилось. — Может, овец пострижем, но уже поздно есть, скоро зима нос просунут. Они ничего не скажет, как их знаю, то есть овец, но как я зима знаю, она может их проморозить. Нет, нет, снимать полушубки с овец сейчас негоже, а лежат на чердак, на моем, около семьдесят таких' полушубков, из которых овцы уже повылезали. Найдется там и воловья шкура. Из этого я может небольшие деньги сделать, как только найдется еврей, а он найдется.

— О какой воловьей шкуре вы говорите?

— О шкуре Бимбо, о пестрой. Покинул нас, — вздохнул Клинчок, — как раз вчера на рассвету.

— А что с ним случилось? Дёрдь Клинчок возвел очи к небесам.

— Господь знают. Я так думаю, от старческой слабости преставился.

— А волы у вас очень тощие, — заметил Малинка, — все ребра пересчитать можно. Господин Клинчок попытался хотя бы для приличия выгородить волов.

— А может быть, они рядом с моей толщиной кажутся такими.

— Это моя вина, — сказал губернатор. — Сена и клевера у меня мало, все, что есть, приходится скармливать лошадям и коровам. А волам остается сечка да овсяная солома. Так я сам приказал Клинчоку, и он придерживается моего приказа.

— Это несправедливо, ваша милость, — рассудил Малинка. — Ведь земля приносит свои плоды потом и трудами этих несчастных волов, и как раз они ничего не получают, — а все пожирают выездные кони.

— Ей-богу, вы правы! — живо воскликнул Коперецкий, словно только сейчас понял это. — Покарай меня бог, если вы не правы! Но ведь и в обществе так обстоят дела. Великая и мудрая масса людей точно так же устроила свою жизнь: мужик работает и голодает, а барин поедает большую и лучшую часть урожая за отличными обедами, да потом еще и отрыгивает. Малинка, вы правы. Поздравляю вас, Малинка… Право же, ваши слова — святая правда!

Добрые полчаса еще он повторял, как умно сказал Малинка, но тем не менее все оставил по-прежнему, приказал только шкуры продать. И покатил дальше на своих упитанных лошадях.

— Люблю этого Клинчока. Очень порядочный человек, а главное, послушный, — дорогой хвалил Коперецкий управляющего. — Правда, хозяйничает он скверно, а все-таки люблю. Сед-реш приносит черт знает как мало дохода. Не будь Кицки, я давно бы положил зубы на полку.

— Стало быть, Кицка более доходное имение?

— Такое же, только там у меня негодяй управляющий, некий Дёрдь Фекете, упрямый кальвинист. Хочу его выгнать, потому что не слушается меня, что бы я ни сказал, все делает наоборот. Я-то догадываюсь (не такой уж я осел), что потому и ведется у него хозяйство как надо. А все равно выгоню, — доходы я люблю, но еще больше люблю, послушание. Что, Малинка, разве я не прав?

— А позвольте узнать, сколько годового дохода дают вам оба именья?

— Один убыток.

— Убыток? — удивленно переспросил Малинка. — А зачем тогда вы занимаетесь хозяйством, ваша милость?

— Зачем? — вскипел барон, возмущенный таким глупым вопросом. — А на что иначе жить?

— Я хотел сказать, ваша милость, не выгоднее ли отдать в аренду ваши имения?