Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— Не я тому причиной, — чуть слышно выдохнула Мари и медленно, осторожно потянула свою руку назад.

— Где я могу с вами поговорить?

— Со мной? (С детским удивлением она подняла голову.) Господи, ну где? — сказала она и пожала плечами, потом бессильно уронила руки, — Не могу сказать, не знаю. — И, отойдя от него, замешалась в толпе.

В салон подали чай, гости расположились но трое, по четверо у маленьких столиков, болтали, шутили, время летело быстро, никто даже не заметил, как наступила полночь.

— Может быть, пора ехать, сердечко мое? — напомнила Мари госпожа Хомлоди. — Я неважно себя чувствую. Сейчас позову сюда Фери Ности.

Мари не ответила ни слова, язык ее, казалось, онемел, но дрожавшие губы и поднятые дуги бровей выражали отчаянный немой вопрос Госпожа Хомлоди погладила ее по голове. Так обычно успокаивают детей.

— Ности едет ночевать к нам, в Воглань. У него какие-то дела с Хомлоди, я скажу ему, чтобы он велел запрягать, по крайней мере, нас будет сопровождать мужчина, хотя и в другой коляске.

Найти Фери было легко, он уселся в уголке напротив, быть может, чтобы оттуда издали смотреть на Мари, но в одиночестве он оставался недолго, обе баронессы Кракнер, одна слева, другая справа, взяли его в настоящую осаду. «О, бесстыдницы!» — думала Мари, и сердце ее так ныло, так болело, что словами этого не выразить.

Госпожа Хомлоди могла поманить его рукой, но семейный лозунг гласил: «Никакой бестактности, даже видимости сватовства, которое затронуло бы достоинство семьи», — поэтому она встала и сама подошла к Фери.

— Вели запрягать! — тихо проговорила она. Фери исчез, а немного погодя доложили, что коляска подана.

Вскоре они были внизу под сводчатыми воротами, где па стенах висели древние булавы, копья, кожаные ведра и где взад и вперед мерными шагами расхаживали вооруженные стражи с заиндевелыми усами. Дамы заняли места в экипаже. Госпожа Хомлоди поправила на Мари шубку из голубого песца, а головку укутала в большой платок так, что виднелись только глаза да кусочек белого лба. Лакей Хомлоди вспрыгнул па облучок, экипаж тронулся, освобождая место другой коляске с застоявшимися лошадьми, беспокойно цокавшими копытами по стертым гранитным камням.

— Стоп, моя сумка! — вскричал Бубеник.

Пришлось ему сбегать в конюшню за сумкой, время и расстояние было потеряно, и, хотя Фери пустил свою черную четверку во всю прыть, все же только за городом, у паровой мельницы Рота, он настиг экипаж и поехал рядом; бросив вожжи кучеру, Фери неожиданно прыгнул и единым махом оказался в экипаже Хомлоди. «Ловок, разбойник», — покачал головой Бубеник.

— Ты спятил? — набросилась на него госпожа Хомлоди. — Как ты меня испугал! Что тебе нужно?

Фери совершенно спокойно опустился на переднее сиденье и, словно зашел из соседней комнаты, просто ответил:

— Я пришел немного поболтать, полагая, что вы тут скучать изволите.

— Что и говорить, подходящий момент выбрал: Мари нельзя разговаривать, она может горло простудить, а мне так плохо, просто не знаю, что и делать.

— Что с вами, тетя Мали?

— Кажется, у меня начинаются спазмы в желудке… Ох, это ужасно!

— Выпейте немного коньяка!

— Ах, если б он у меня был!

— У меня есть, я всегда ношу с собой коньяк во фляжке. Он вытащил из кармана своего охотничьего пальто оплетенную бутылочку, отвернул крышку и протянул тетке.

— Благослови тебя бог!

— Вот видите, я оказался не лишним! — И добавил грустно: — Правда, лишь для вас.

Госпожа Хомлоди отпила и некоторое время тихонько, молча посапывала; Фери чуть-чуть подвинулся, и, когда экипаж тряхнуло, колени его коснулись ног Мари, избежать этого было нельзя, как бедняжка ни старалась забиться в угол; жаль только, ухабов мало было. (Напрасно он во время своего исправничества так холил эту дорогу!)

Стоял трескучий мороз, воздух был прозрачен и чист, это была одна из тех прекрасных светлых ночей, когда на бесконечном белоснежном саване, покрывающем землю, видны узорчатые заячьи следы. В расплавленном серебре луны каждый оставшийся в поле сухой стебель, все громоздившиеся вдоль оград ивы казались призрачными, где-то вдали ухал филин, с поразительной точностью подражая звону колокола, что-то пугающее было в этой безветренной ночи.

— Вам лучше, тетя Мали? Тетя Мали не ответила, только простонала.

— А вы не озябли, Мари?

— Благодарю, только ноги чуть-чуть застыли.

— Разрешите, я поправлю мешок для ног?

— О нет, нет! Не трогайте! Я сама… сама…