Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Хомлоди возражал. Он считал, что отказ сам по себе допустим. Упаси бог разрешать вопросы бракосочетания по правилам рыцарской чести.

Все глаза устремились на огромного Яноша Левицкого уланского полковника в отставке, известного дуэлянта.

— А что ты скажешь, Янош?

Полковник заявил: да, он, действительно, видит некий тонкий нюанс, из которого можно кое-что извлечь. Ведь Михай Тоот согласился на брак, и только сейчас, вернувшись из Тренчена, наложил свое вето, что в глазах сброда легко может выставить Фери в неприглядном свете. Могут подумать, будто в Тренчене, где стоял полк младшего Ности, Тооту стало известно о каком-то бесчестном поступке. Что ж, Фери, действительно, имеет право требовать объяснений.

Никто не осмелился возразить полковнику, такого никогда еще не бывало; даже Пал Ности не отважился бы, не сложись столь безвыходного положения, — ведь он догадывался, какое объяснение может дать Тоот, коли его вынудят, — а посему высказался так: он полностью присоединился бы к справедливо и тонко изложенным взглядам господина Яноша, если бы Михай Тоот на самом деле дал свое согласие, но, как рассказывал ему проездом через Пешт Израиль, истинное положение дел заключается в том, что это госпожа Тоот наболтала, будто ее супруг не возражает против брака, но самому Тооту принадлежит лишь то заявление, которое он лично сделал Коперецкому, доверенному Фери, а именно, что дочери он не отдаст, — однако за это нельзя требовать сатисфакции.

Левицкий гневно подрагивал мохнатыми бровями, и хотя Ности опроверг его в весьма тактичной форме, родичи тем не менее опасались, что полковник просто изничтожит его.

Он и в самом деле заворчал, когда Ности кончил, но изничтожать не стал. Таким образом дуэль не состоялась.

Но все же долгие недели, даже месяцы родственники мужского пола продолжали обсуждать этот вопрос, ну, а женщины главным образом бранили Фери за то, что он заказывал кольца в Бонтоваре: ведь по инициалам даже дурак догадается, кого он намечал в невесты; итак, спасенья нет, рано или поздно об отказе станет всем известно. О, позор, какой позор! Если б не легкомыслие с кольцами, еще можно было бы скрыть или отрицать, но теперь — всему конец.

— Я на улицу показаться не смею, — ныла маленькая графиня (жена Раганьоша). Лишь татарская княгиня сохраняла присутствие духа.

— Э, может, еще не все потеряно. Скептические улыбки были ей ответом. Фери повесил голову и только вздохнул.

— Над чем вы, собственно говоря, смеетесь? Ведь в пьесах так бывает всегда в первом действии! Но в третьем акте пары обязательно соединяются!

— Тут уж его песенка спета, милая сестрица, — перебил ее рыкающим басом уланский полковник.

— Кто знает, милый брат Янош? Видела я и такие тюльпаны, что на опилках вырастали.

Родственники принимали намеки госпожи Хомлоди за пустые слова для утешения Фери, только Вильма не оставляла надежды и как-то стала выпытывать у тети Мали:

— У вас на самом деле есть план?

— План? Пока еще нет. Но в темноте уже кое-что забрезжило.

— Ну, шепните мне, — взмолилась губернаторша. Госпожа Хомлоди шепнула что-то, Вильма рассмеялась и даже слегка покраснела.

— Ох, и озорница вы, тетушка… Но так мы далеко не уедем. Это не план, а только пожелание.

— Большие дома из маленьких кирпичей строят. Правильно, строят, но когда есть фундамент. А здесь дело

конченое. Малые и большие лисы, так или иначе в нем замешанные, согласились, что тут ничего не попишешь. Из множества лис пользу извлекла для себя лишь одна, та, которой удалось спастись в рекеттешском лесу. Да и какая польза — все равно ведь ружье не было заряжено!

Однако госпожа Хомлоди не успокоилась, и хотя все утихло и родичи, казалось, вернулись к очередным делам, проницательный наблюдатель мог заметить некоторую особенность; татарская княгиня не прекратила общения с Тоотами, наоборот, дружба с ними становилась все более теплой. Почти каждую неделю она бывала у них, а они ездили в Воглань. Можно бы также заметить, особенно через некоторое время, что Вильма, госпожа Хомлоди и Фери скрывают какую-то тайну, — иногда они понимающе переглядывались и подолгу совещались. Но кого это теперь интересовало! Хотя строить планы, пусть себе развлекаются. Все козни тети Мали — просто невинные забавы. Но не все ли равно? Ведь и паук не на продажу полотно свое ткет, а для собственного удовольствия и пусть хоть десять его паутин снимут, ему за одиннадцатую приняться не лень.