Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— Пока чтобы ты убрался и снова вошел без стука. Бубеник вышел и снова зашел, правда, не бесшумно, как

ночной дух, а наоборот, со страшным грохотом и звоном, будто татарин-разоритель, — локтем он нечаянно высадил дверное стекло.

— Эй, поосторожнее, не то затрещину у меня получишь, — с налитыми кровью глазами набросился на него барон. — Прямо ходить не умеешь или пьян? Бубеник ни капельки не испугался. Он хорошо знал своего хозяина.

— Когда ваше превосходительство приказали мне духом стать, я решил, что смогу и через стекло влететь.

— Пошел к чертям со своими дурацкими увертками! То есть погоди. Ну, не уходи, не уходи, я тебе носа не откушу. Останься, Бубеничек, я тебя позвал, чтобы спасти, если можно, этого славного господина, его благородие, от кровопийцы-пиявки. Представь, один негодный ростовщик за хороший вексель на четыреста форинтов дает ему только триста двадцать. Не можем же мы допустить подобное безобразие! Жил бы этот ростовщик в моем комитате, я бы ему горячих всыпать велел, пусть хоть сто раз телесные наказания отменены. Но он живет не здесь, поэтому я спрашиваю тебя, дружочек, нет ли у нас трехсот пятидесяти форинтов? Бубеник немного подумал, бросил укоризненный взгляд на барона и небрежно сказал:

— Найдется.

— Тогда уплати его благородию по векселю. И ему хорошо, и ты не в накладе. В этом всего вернее проявился характер Коперецкого.

Да ведь он помешанный, подумает читатель, ведь так ведет себя только дурачок и простофиля. Однако, если вдуматься получше, сообразив, что деньги пошли в качестве субсидии местной печати, что при этом он, Коперецкий, выказал себя меценатом, а в довершение всего еще приобрел главного вербовщика голосов, чтобы шурина в исправники провести, причем сделал это в мягкой форме, которая ни в коей мере не умаляла полезности господина Клементи, придется убедиться, что ума у Коперецкого хватало, хотя и проявлялся он весьма своеобразно. А что касается уменьшения расходов, то в конце концов ему стало казаться, будто он же еще и заработал пятьдесят форинтов. Пожертвовав, он удовлетворил свою прихоть щедрого дарителя, во из пожалованной суммы сумел отщипнуть малую толику, что, в свою очередь, отвечало его корыстолюбивым наклонностям. Перед Клементи он разыграл неопытного, великодушного магната, которого можно вокруг пальца обвести, в глазах Бубеника показал себя хитрым, умным человеком, из всего умеющим извлечь выгоду, а публике представился безумно расточительным меценатом. Только вот на сей раз старания его шиворот-навыворот обернулись, ибо Клементи посчитал его хитрой лисой, Бубеник — расточительным безумцем, в глазах же всех прочих он выглядел неопытным, великодушным магнатом. А между тем все они, вероятно, ошибались.

Несомненно одно, за короткое время Коперецкий основательно сумел прибрать к рукам комитат, вообще-то говоря довольно непокорный. Каким образом? Да бог его знает! Это такая же тайна, как та, что скрыта во взгляде укротителя. Глупые правления, которые рано или поздно оказываются на мели, конечно, бывают, но умного правления, которое непременно оправдает себя на практике, нет и быть не может, а если даже оно возможно, то еще не изобретено. Правление может быть только удачным или неудачным. С комитатом Бонто, возможно, не справился бы сам Бисмарк, который заставил весь мир плясать под свою дудку, а может быть, с ним прекрасно бы управился распоследний писарь, если бы стал губернатором и никто не знал бы, что раньше он был канцеляристом, — ибо способ управления нужно просто угадать. Ну, а догадливость редко бывает свойственна умному человеку; умные люди обычно не гадают, а хотят чего-то, к тому же часто не того, чего желают люди неумные, а это уже само по себе скверно. Поэтому упаси бог любое честное правительство от умных губернаторов. Вполне достаточно, если они только кажутся умными.

Итак, я осмелюсь утверждать, что все успехи барона Израиля Коперецкого начались со странного происшествия — с речи, произнесенной им по случаю торжественного вступления в должность.

Но каким могущественным ни казался губернатор, вопросы, которые требовалось обсудить на чрезвычайном январском заседании, не оставили безучастными деятелей комитатской управы. На повестке дня стояло проведение в жизнь старого комитатского постановления об обучении в школах на венгерском языке и уже упомянутое замещение должности исправника. Не оставляло сомнений, что Коперецкий стоит за венгеризацию, и не являлось тайной, что исправником он желает видеть Ференца Ности, но все же поднялась великая суматоха; против венгеризации школ объединились члены комитета национальностей, а их было, в общем, большинство, замещение же должности исправника волновало, главным образом, венгров, которых всегда больше интересуют второстепенные дела. Венграм безразлично, чему будут обучать мужицких щенков, но вот кто будет распоряжаться в Воглани, им далеко не все равно.