Он стал забулдыгой, изредка позволявшим себе трех-четырехдневные загулы. Делал он это бездумно. Но в душе зрело негодование. Женщин он сторонился, чурался.
Когда ему исполнилось двадцать восемь и он превратился в степенного светловолосого и коренастого увальня с румянцем во всю щеку и голубыми глазами, глядевшими на мир честно и прямо, он возвращался однажды из Коссетея с поклажей — грузом семенного материала из Ноттингема. Это был период перед новым загулом, поэтому он шел, устремив взгляд перед собой, настороженный, но сосредоточенный, зорко подмечающий все, но чуждый этому всему, замкнутый в себе самом. Дело было после Нового года.
Твердым шагом он шел рядом с лошадью, слыша, как на крутых спусках начинает дребезжать поклажа. Затем дорога пошла вниз, она вилась по берегу и между изгородей, так что впереди расстилалась лишь на несколько метров. Осторожно поворачивая лошадь на взгорке, отчего та, упираясь, едва не вылезала из оглобель, он заметил, что навстречу идет женщина. В первую минуту мысли его, однако, были все еще заняты лошадью.
Затем он повернул и стал смотреть. Женщина была в черном, небольшого роста, изящная, что видно было и под длинным черным плащом, шляпка у нее на голове была тоже черная. Шла она торопливо, словно не видя ничего вокруг, чуть наклонив вперед голову. Поначалу именно эта необычная походка — стремительная, сосредоточенная и как бы отрешенная от всех и вся, приковала к себе его внимание.
Услышав стук телеги, она подняла голову. Лицо у нее было бледное, на светлой коже выделялись густые темные брови и большой, странно сжатый рот. Лицо он увидел ясно, словно вдруг освещенное вспышкой света. И увидев отчетливо эти черты, он внезапно почувствовал, как внутри него что-то разомкнулось, как он замедляет шаг в нерешительности, ожидании.
«Это она», — невольно мелькнуло в голове. Она отступила, пропуская месившую жидкую грязь телегу, посторонилась, прижимаясь спиной к береговому откосу. Идя рядом с все еще упиравшейся лошадью, Том встретился с женщиной взглядом. Он тут же отвел глаза, отвернулся, но все его существо пронзила радость. И радость эта была безумной и безотчетной.
В последнее мгновенье он повернул голову и успел увидеть черную шляпку, очертания черного плаща, ее удалявшуюся фигуру. И она скрылась за поворотом.
Вот и все. Но ему показалось, что он очутился в чужой, незнакомой стране, не в Коссетее, а в чужом и хрупком мире. Он все шел, настороженный, чуткий, рассеянный. Сосредоточиться, думать, говорить он не мог, он был не в силах ни сделать лишнее движение, ни изменить размеренный шаг. Даже лицо ее вспоминалось ему смутно. Но двигался он в ее орбите, в мире, далеком от реальности. И чувство, что каким-то образом они познакомились, что знакомство состоялось, стало мучить его, как бред. Почему он так в этом уверен? Где доказательства? Сомнение его было безбрежным, как море, раскинувшееся во всей своей гибельной пустоте. А в глубине души таилось желание увериться, поверить, что они знакомы.
Последующие несколько дней он находился все в том же состоянии. А потом оно стало рассеиваться, как туман, в котором появляются очертания реальности, скучной и пустой повседневности. Он был особенно бережен с людьми и животными, но испытывал ужас при мысли о том, что в душе его может опять поселиться глухая безнадежность.
Спустя еще несколько дней, когда после ужина он стоял, грея спину у камина, он увидел в окно проходившую мимо ту самую женщину. Ему хотелось убедиться, что и она его помнит, знает о нем. Хотелось, чтобы эта их связь нашла выражение в словах. И он все стоял, жадно разглядывая ее, провожая взглядом ее удалявшуюся по дороге фигуру Он обратился к Тилли:
— Кто это может быть такая? — спросил он.
Тилли, косая сорокалетняя женщина, обожавшая его, с готовностью бросилась к окну. Она была рада, что он обратился к ней и что она может хоть чем-то ему угодить. Она вытянула голову над короткой занавеской, тугой узел ее черных волос жалко подрагивал, пока она суетилась у окна.
— Ах, ну да… — Поднявши голову, она вперила в него косой проницательный взгляд своих карих глаз. — Да знаете вы ее прекрасно… Это та самая, из дома викария, ну… знаете…
— Да откуда же мне знать-то, глупая курица! — вспылил он.
Тилли покраснела, втянула голову в плечи, и острый взгляд косых глаз выразил нечто вроде упрека.
— Как «откуда», если это его новая экономка!
— Ну, а дальше?
— Что «дальше»?
Читать дальше