Пол Гэллико - Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Итак, миссис Баттерфильд, к счастью, отсутствовала, когда мистер и миссис Тиддер — чета из Уолверхэмптона — рассказывали собравшимся в кружок в шезлонгах на прогулочной палубе спутникам о том, сколько препон пришлось им преодолеть, пока они не получили заветную въездную — всего лишь гостевую! — визу в США. Миссис Харрис слушала с сочувствием, поскольку на себе испытала всю эту мороку: прививки, отпечатки пальцев, имена поручителей, свидетельства о материальном положении, бесконечные анкеты и бланки, такие же бесконечные собеседования, скорее напоминавшие допросы…

— Бог ты мой, — вздохнула миссис Тиддер, супруга отставного чиновника, — можно было подумать, что мы собираемся украсть кусок их драгоценной Америки! — она вздохнула. — Ну, да что уж там! Слава Богу, теперь визы у нас, и всё позади…

Мистер Бэйсуотер опустил свежий выпуск ежемесячного бюллетеня фирмы «Роллс-Ройс», который изучал, прислушиваясь, впрочем, к разговору, и фыркнул:

— Вы в этом уверены? Хо-хо… подождите, пока вам придется предстать перед инспектором Иммиграционной Службы — вот кто действительно знает, что такое настоящий допрос! Никогда не забуду свой первый приезд в Штаты. Это было сразу после войны. Поверьте, они таки заставили меня попотеть! Вы слышали про Эллис-Айленд? Это что-то вроде такой тюрьмы на острове, куда вас запрячут, если им не понравится выражение вашего лица. Так что погодите, увидите, на что похоже это собеседование. Если у вас в паспорте запятая не так стоит или печать чуток смазалась — пиши пропало!

— Господи, неужели правда?! — ужаснулась миссис Тиддер.

Миссис Харрис почувствовала, как где-то в желудке у нее возник этакий ледяной камушек. Она, пытаясь не замечать его, повернулась к мистеру Бэйсуотеру:

— Просто не верится! Может быть, это просто слухи, В конце концов, это ж демократическая страна, правда?…

— Не считая случаев, когда вы пытаетесь в нее въехать, — объяснил заслуженный шофер. — Тогда это просто испанская инквизиция. «Кто вы такой? Откуда? Сколько зарабатываете? С кем едете? Чем занимаетесь? Когда? Зачем? Почему? На какой срок? Вы совершали преступления? Какие и когда? Вы коммунист? Если нет, то кто вы? Почему? Есть ли у вас дом в Англии, и если да, что вам здесь нужно?…» — и все такое. А потом они берутся за ваши документы. И Господь вас спаси, если там хоть одна закорючка не так стоит. Будете сидеть на этом самом острове, покуда кто-нибудь вас не выручит.

Камушек внутри миссис Харрис стал заметно тяжелее и холоднее, и не замечать его стало куда труднее. Стараясь, чтобы вопрос звучал как можно невиннее и естественнее, она спросила:

— Ну у ж к детишкам-то они наверняка не так суровы, правда? Все американцы, которых я знала в Лондоне, были добры к ребятишкам…

— Ха! — фыркнул мистер Бэйсуотер, — только не эти церберы. — Тут от волнения он сбился на просторечный кокни (что с ним бывало крайне редко). — Да они ж просто едят их живьем, детишков-то! Ребятёнок в руках им хуже бомбы будет. Им надо чтоб были и свидетельство о рождении, и прочие все бумаги, и чтоб без единой зацепочки… — он справился с собой и продолжал уже на почти правильном английском. — Вас загоняют в большой зал, и вы уже никуда не денетесь. Отстоите очередь до такого барьера, а за ним — офицер в форме, вроде тюремного надзирателя. И смотрит он прямо сквозь вас, будто глаза у него рентгеновские, и тут уж лучше отвечать без ошибок. Помню, одну семью мурыжили часа три — у них была какая-то описка в документах на ребенка. На таких штуках — с детьми — они просто обожают подлавливать иностранцев! Ну, а потом будет еще таможня — эти ненамного лучше. Фью! — он присвистнул. — Вот я вам сейчас расскажу…

Камень вырос до размеров арбуза и стал холоднее льда.

— Прошу прощения, — непослушными губами пробормотала миссис Харрис, — что-то мне нездоровится. Я, пожалуй, пойду прилягу в каюте…

Вот так она это и узнала. Двенадцать часов кряду миссис Харрис промаялась, думая о грозящих опасностях, и в результате эти опасности стали казаться ей буквально смертельными. Неосторожное упоминание эрудированным мистером Бэйсуотером испанской инквизиции заставило бедную миссис Харрис вспомнить все, слышанное ей про темницы, застенки, дыбу, испанский сапог и раскаленные клещи — и мелькавшие в ее воображении картины ничуть не поднимали ее дух.

В Англии — и даже во Франции — вряд ли нашлось бы что-то, что могло бы устрашить лондонскую уборщицу. Но рассказ мистера Бэйсуотера об ужасах американской иммиграционной службы и о бюрократических преградах на пути в США поколебал ее уверенность в себе, пусть даже мистер Бэйсуотер несколько преувеличивал. В Америке не будет сутолоки, так выручившей их на вокзале Ватерлоо и в Саутгемптоне, не будет дружелюбно настроенных британских пограничников, способных посочувствовать потерявшему голову главе семейства; там малышу Генри уже не удастся пристроится к семейству рассеянного профессора… ни один трюк не сработает, и деваться некуда. У Генри нет никаких — вообще никаких! — документов, и его, самое малое, отошлют обратно, если не удумают чего похуже.