Василий Шульгин - Три столицы

Одновременно инсценировали схватку на финляндской границе, чтобы создать впечатление — будто бы Рейли убили при переходе границы.

Свое возвращение Шульгин потом приписывал еще и компенсации, которую в ОГПУ обещали Якушеву за Рейли. У Чебышева есть упоминание о том, что, когда после ареста Рейли советский представитель заявил об этом английскому посольству в Берлине, секретарь посольства сказал:

— Правительство его величества не посылает секретных агентов в Россию, и у нас нет сотрудника, которого бы звали капитаном Рейли. Гуд монинг, сэр!

А речь шла о друге Черчилля.

Есть у Чебышева сведения и о том, что настоящая фамилия Опперпута — Упениньш, что он был сыном зажиточного латвийского крестьянина, родился в 1894 году, учился в Рижском политехникуме, в 1915 году поступил в Алексеевское военное училище, воевал на Западном фронте и в Закавказье. Во время Октябрьского переворота арестован, доставлен в Смольный, освобожден, служил в военном комиссариате, а с 1920-го судьба его нам известна… Завербовали их с Якушевым на Лубянке с помощью «химических средств».

Чебышев считал, что цель ГПУ при создании «Треста» — заставить отказаться от террора, поверить в перерождение советского режима и во «внутренний взрыв».

6 июня 1927 года Чебышев записал в дневнике:

«Один из общественных деятелей стал утверждать, что «Опперпут может играть комедию и теперь». Шульгин справедливо заметил, что непонятно тогда, зачем ему надо было бежать и прикидываться перебежчиком. Он мог продолжать прежнюю игру, ведь его же «белые» считали своим! Какая надобность была ликвидировать целую организацию?..

Шульгин сидел около большой лампы с громадным белым абажуром. На нем была кофта жены, черная, с каким-то бело-серебряным кабалистическим узором. У него было хорошее, молодое, взволнованное лицо…»

Но вернемся к послесловию Шульгина, где Шульгин подвел итоги деятельности «Треста». Все одурачены, летели как бабочки на огонь. Шульгина выпустили, видимо, потому, что нагрузили ответственным поручением — привлечь симпатии Врангеля к «Тресту».

«Трестовики», — писал Шульгин, — которые защищали мою жизнь перед Сталиным или кем-нибудь из них (а, надо думать, такие собеседования были) могли орудовать этим аргументом». Однако Врангель проявил острую проницательность. Ну а кому пошла на пользу книга «Три столицы»?

Мне кажется, что любопытна вся концовка послесловия:

«Якушев знал, приблизительно, мое настроение. Я не скрывал, что считаю погромное разрешение еврейского вопроса великим бедствием для будущей России со многих точек зрения, а также разделял его точку зрения, что террор надо применять с умом. Кроме того, было совершенно ясно, что возрождающаяся, несмотря на большевиков, Россия произвела на меня сильное впечатление и что это не может не отразиться на том, что я напишу.

Это так. Но в конце концов из этого стечения обстоятельств получилась курьезная вещь. Если перечесть мою книжку под тем углом зрения, что каждая страница аппробирована ГПУ, то получается любопытное сопоставление.

Если отбросить все те резкие выпады, которые пишутся против советской власти на каждой странице, то смысл книги резюмируется в формуле: «Все, как было, но хуже».

Но ведь это есть величайший скандал, какой можно только себе представить, для коммунизма и социализма. Это ведь есть именно то, чем сейчас на все фасоны орудует так называемая оппозиция. Ведь именно в этом оппозиция упрекает правящих социалистов, что они совершенно отошли от социализма, что они термидорианцы, что они обуржуазились. И это настолько сильное утверждение, что, при всей своей «прямолинейности», Сталин не знает, с какой стороны подойти к этой гидре оппозиции и как ее ликвидировать. Самое ужасное — крикнуть социалистической власти, что никакого социализма в социалистической стране нет. Ибо это обозначает, что все ужасные жертвы были напрасны, что социализм — ложь, мираж и неосуществим даже там, где вся власть в руках социалистов. Понятно поэтому, почему с такой яростью Сталин и Кº это отрицают и утверждают, что все это клевета оппозиции и социализм есть, развивается, грядет.

Но тогда остается совершенно непонятным, зачем же было ставить штемпель «разрешено к печатанью ГПУ» на «Трех столицах», которая голосом, исходящим из совершенно противоположного лагеря, всецело подтверждает ту мысль, которую враги Сталина сделали главным орудием против него?

Тут есть нечто непонятное, что, впрочем, как все тайное, когда-нибудь разъяснится».