Генри Бестон - Домик на краю земли

Самая примечательная история, связанная с пернатыми, произошла с самыми мелкими морскими ласточками Sterna antillarum. Однажды ранним июньским утром, когда мне случилось проходить мимо большой дюны, неожиданно появилась стайка этих птичек. Они подлетели ко мне и закружились над головой, жалуясь и ругаясь. К моей великой радости, они оказались самыми мелкими особями из породы морских ласточек, так называемыми «чайками-синичками». Они очень редкие гости на этом прибрежье и, возможно, самые прелестные и грациозные создания из числа летних океанских птиц. Миниатюрная морская ласточка «крошка» едва ли крупнее обыкновенной ласточки. Ее можно узнать по светло-серому оперению, яркому лимонно-желтому клюву и тонким оранжево-желтым ножкам.

Птицы гнездились у подножия большой дюны, и я нарушил их мир и спокойствие. Они кружили надо мной в великолепном утреннем освещении, издавая одиночные встревоженные попискивания или целые серии стаккато. Я приблизился к гнездам.

Жилище такой птицы — довольно своеобразное сооружение. Это не что иное, как вмятина в грунте, иногда едва приметная, посреди совершенно голого, пустынного пляжа. «Строительство гнезд на открытом песке, — пишет орнитолог Форбиш, — занимает немного времени. Птица приземляется, слегка припадает к грунту и начинает работать ногами с такой быстротой, что они сливаются в расплывчатое пятно; песок летит во все стороны, потому что птица вращается вокруг своей оси. Затем ласточка приседает еще ниже и сглаживает неровности ямки, поворачиваясь всем тельцем в разные стороны».

Я затерял обрывок бумаги, где нацарапал число гнезд, найденных в то утро; думаю, их было двадцать−двадцать пять. Яйца лежали в каждом гнезде — по два, по три, и только однажды я насчитал четыре яичка. Описать расцветку их скорлупы довольно трудно, потому что существует множество вариаций; может быть, мне удастся дать некоторое представление об этом, если скажу, что они были окрашены под цвет пляжа, но обладали голубовато-зеленым оттенком и крапинками фиолетово-бурого или лавандового цвета. Однако меня интересовали не сами яйца, а то мастерство, с каким птицы украсили гнезда камешками и осколками ракушек.

«Крошки» подбирают на пляже плоские осколки морских ракушек размером не более человеческого ногтя и обкладывают ими кромку чаши гнезда, подгоняя эти кусочки так плотно, словно выкладывают мозаичное панно. В течение двух недель я наблюдал за «крошками» и их гнездами, принимая все меры предосторожности для того, чтобы не потревожить птиц, высиживающих яйца. Однако стоило мне пройти между их колонией и полосой прибоя, как они поднимались в воздух. Когда я прогуливался вместе с патрульными на юг, до меня доносились их одиночные тревожные крики из глубины звездной ночной темноты.

В конце июня неожиданно налетел норд-ост. Это был ночной шторм. Я развел небольшой огонь в камине, написал несколько писем и сидел, вслушиваясь в завывание ветра и взрывы дождя. Всю ночь, а это была хлопотливая, почти бессонная ночь, я думал о «крошках». Я чувствовал себя так, будто в эти минуты сам находился на диком пляже, совершенно лишенном укрытий, в то время как над головой проносился свирепый шторм, а дождь лил как из ведра.

Я открывал дверь и всматривался в непроницаемую мокрую тьму, но слышал только могучий рев океана.

Шторм и прилив начали убывать одновременно, когда я проснулся часов в пять утра, однако продолжал дуть сильный ветер, и вяло моросил дождь. У подножия большой дюны я застал полное разорение. Прилив подмел пляж начисто. Не сохранилось ни единого гнезда или хотя бы следов обитания птиц. Сами они исчезли. В тот же день, немного позднее, к югу от большой дюны я нашел осколки голубовато-зеленой яичной скорлупы и комок свежих водорослей. Куда подевались птицы — не знаю. Возможно, они переселились в более спокойное место, чтобы начать все заново.

«Боже! — спохватился я по дороге домой. — А как же мои воробьи?»

Я поспешил к кусту, ступая босыми ногами по мокрой траве. Песок заметно переместился за прошедшую ночь. Он полз по склонам дюн, смешиваясь с дождем. Куст почти занесло. Это был уже не куст, а пучок отдельно торчащих ветвей. Когда я приблизился, то увидел сквозь пелену дождя мадам воробьиху, проглядывавшую сквозь листву. Песок подобрался к гнезду; листья, укрывавшие его, были изодраны в клочья, но птичка продолжала сидеть, несмотря ни на что, исполненная решимости и сознания долга. Она таки вывела потомство, заслужив это, и однажды в июле всем семейством переселилась в дюны.