Эльза Моранте - La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет

Неизвестно, что из событий, предшествовавших приступу, сохранилось у него в памяти. Возможно, воспоминания о Давиде, о Шимо лишь смутно мелькали в его голове. Утром в воскресенье (это было последнее воскресенье июня) он взял карандаш и бумагу и принялся рисовать. Он хотел нарисовать снег, но растерялся, потому что для этого ему не хватало цветных карандашей. Ида сказала: «Ты помнишь, когда выпал снег, все вокруг было белым». Узеппе рассердило невежество матери: «Снег, — сказал он, бывает разных цветов, разных, разных, разных». Потом малыш, забыв о снеге, стал рисовать что-то с большим старанием, при этом выражение его лица постоянно менялось: он то улыбался, то грозно хмурил брови, то высовывал язык. Рисунок этот, оставшийся потом лежать на кухне, на взгляд непосвященного представлял собой лишь замысловатое переплетение непонятных линий.

В этот момент с окрестных колоколен раздался полуденный звон колоколов, который почему-то испугал Узеппе. Забыв о рисунке, он подбежал к матери и, уцепившись за нее, спросил неуверенно: «Сегодня воскресенье?» — «Да, воскресенье, — ответила Ида, довольная тем, что он не перепутал дни, — видишь, я не ушла в школу. А на десерт я купила тебе булочки с кремом». — «Я не пойду на улицу, не пойду, ма!» — почти крикнул Узеппе. «Нет-нет, ты останешься дома, со мной… не бойся…»

Почти сразу после обеда небо уже несколько дней затянутое тучами вдруг прояснилось. Ида, как обычно, прилегла немного отдохнуть и сквозь дрему услышала какой-то шум в прихожей. «Кто там?» — спросила она сквозь сон. «Это Красавица, она просится выйти», — ответил Узеппе. Действительно, как обычно в это время, собака тихонько скреблась в дверь и повизгивала, просясь на улицу. Все эти последние дни выпускал и впускал ее Узеппе… Ида, ни о чем не подозревая, заснула тяжелым послеобеденным сном, а Узеппе, выпустив собаку, остался стоять в нерешительности рядом с приоткрытой дверью. Ему казалось, что он должен был что-то сделать. Он вышел на лестничную площадку и закрыл за собой дверь. В руках у него был поводок, который он машинально снял с вешалки в прихожей, где тот обычно висел.

Через небольшое окно на площадку залетал свежий ветерок: как дурашливый жеребенок он носился по небу за облаками, разгоняя их. У Узеппе вдруг сильно забилось сердце, но не потому, что он нарушал некую молчаливую договоренность с матерью (об этом он даже не думал), а от радости жить! Его дремлющая память вдруг проснулась, но дни он по-прежнему путал. Конечно, было воскресенье, но Узеппе думал, что это было воскресенье предыдущей недели… В это время он обычно направлялся с Красавицей в лесной шатер… Собака побежала впереди, а малыш, бормоча что-то себе под нос, спустился по лестнице вслед за ней… Так Узеппе вышел на свою последнюю в жизни прогулку. Старая привратница дремала в своей комнатке, уронив голову на руки. При выходе со двора Узеппе, как обычно, взял собаку на поводок. Мы знаем, что в голове у Красавицы были часы, но календаря там не было, поэтому она радостно запрыгала, готовая идти с малышом на берег реки, где Шимо назначил им встречу. Красавица, как и малыш, рассчитывала, по-видимому, застать Шимо в его шалаше! Почему ее обычная рассудительность не подсказала ей на этот раз отговорить малыша идти на реку? По-видимому, и ребенок, и собака на какое-то время забыли о печальных событиях прошедшей недели.

В небе плыли разорванные и преследуемые ветром облака, улицы и проспекты казались шире, как если бы ветер распахнул створки огромных, уходящих в небо дверей. Облака не всегда затемняют небо, иногда они его озаряют: все зависит от их движения и массы. На этот раз солнце не было ими закрыто, его лучи вычерчивали в соседних облаках наполненные светом пропасти и пещеры, которые исчезали под новым порывом ветра. Узеппе слышал солнечный шум облаков. Лучи света двоились или разлетались осколками, в плывущих белых громадах образовывались темные и светлые туннели, небольшие комнатки с горящими свечами, голубые окна, которые то открывались, то закрывались.

Как и всегда в это время дня, улицы были полупустыми, немногочисленные машины и редкие прохожие двигались почти бесшумно… Нередко на нервных и ослабленных болезнью людей успокоительные лекарства, особенно в небольших дозах, оказывают возбуждающее действие наподобие алкоголя. Узеппе находился в состоянии живительного опьянения, как сорванная веточка, поставленная в воду. Его сознание и память потихоньку пробуждались, но события последней недели все еще прятались в тени: он вспоминал о Давиде, но о таком, каким он знал его до того ужасного понедельника. Воспоминание это вызывало у Узеппе какое-то смутное мучительное беспокойство, но предусмотрительная природа старалась зарубцевать эту рану. По дороге, разговаривая с Красавицей, Узеппе пару раз намекнул о назначенной им Давиде встрече, но Красавица возразила: «Нет, нет! Он не назначал нам никакой встречи!» Нахмурив брови и подозрительно взглянув на собаку, Узеппе сказал: «Назначал! Ты что, не помнишь?» Тогда Красавица принялась плясать вокруг него, повторяя на разные лады: «А сейчас мы идем к Шимо!» — так делают няньки («Смотри, птичка летит!»), чтобы отвлечь ребенка и, пользуясь моментом, заставить его проглотить еще одну ложку каши.