Готфрид Келлер - Мартин Заландер

С минуту г-жа Заландер удивленно молчала, одновременно обдумывая, стоит ли поведать сватье об отчасти сходном поведении дочерей. Пожалуй, лучше просветить обеспокоенных родителей на сей счет, пусть они узнают о том, что им определенно вовсе неведомо.

— Наши дочери, — сказала она, — об этих вещах ничего нам не говорили, вероятно, потому, что сами о них не знают; в последнее время мы лишь порой слыхали от обеих, что мужья часто бывают в отлучках.

— Конечно, оно и неудивительно! — вставила Амалия Вайделих. — Это не секрет, при их-то работе! А больше жёны ничего не знают?

— На сей раз нет, то бишь по крайней мере об этом обстоятельстве не знают.

— Как это «на сей раз» и «об этом обстоятельстве»? А в другой раз знали, так, что ли?

Мария сразу ответить не смогла, и сватья уже более возбужденным тоном продолжала:

— Скажите начистоту, без утайки! Видите ли, мы говорили и о том, нет ли там семейной ссоры, супружеской размолвки или другого чего, может, молодые жены тоже подчиняются обстоятельствам или чем недовольны и портят мужьям жизнь дома? Вы не обижайтесь, сватьюшка, есть примеры тому, как две сестры, вышедши за братьев, держатся заодно, охотно вступают в сговор, коли дома нет мира, и способны все поставить с ног на голову! Я вовсе не утверждаю, будто и здесь обстоит так, просто хочу разобраться!

После очередного краткого раздумья Мария Заландер решила, что пришла пора говорить не обинуясь и помочь ей разобраться.

— Видите ли, любезная сватья, — сказала она со спокойной серьезностью, насколько это было возможно при душевном ее волнении, — там безусловно не все в порядке, вы совершенно правы. Сейчас я хочу лишь рассказать, что совсем недавно у нас с дочерьми обстояло примерно так же, как у вас с сыновьями. Они перестали появляться у нас, будто умышленно избегая родительского дома, а когда мы наконец это заметили и не могли взять в толк, то услышали от третьих и четвертых лиц, что они и между собой не общаются и робеют встреч. Тогда мы с мужем поехали к дочерям и немедля призвали обеих к ответу.

— И что же? В чем было дело?

— Мы застали обеих дома одних, в большой печали; каждая тосковала по родителям и по сестре, но не смела их повидать, при всем желании. В тот же день мы снова свели их вместе и помогли справиться со странной ситуацией, насколько сумели.

— Но в чем же было дело? Это касалось моих сыновей? — спросила нетерпеливая прачка.

— Раз уж вам хочется знать, скажу; может быть, это кое-как уладит заблуждения или недоразумения и поможет всем разобраться в себе самих. Мои дочери пожалели о своем замужестве и стыдились одна другой, оттого что сообща долго и упорно совершали означенную ошибку, и стыдились нас, оттого что мы не слишком одобряли их замужество!

— Вот как? — с расстановкою повторила бедная г-жа Вайделих, чрезвычайно уязвленная и побледневшая лицом; ведь, несмотря на ее давешние язвительные речи, это известие поразило ее как гром среди ясного неба. Она чувствовала, как зашаталось прекрасное здание жизни, которое она с такою заботой и искусством выстроила для своих сыновей. Первая ее мысль была о крупном наследстве, о больших деньгах, а вторая — что даже детей у них нет.

Когда немного опамятовалась от испуга, она спросила, скорее покорно, нежели вызывающе, в чем именно жены видят главную причину сожалеть о замужестве, да еще и обставлять все это подобными церемониями. Не раздумывая, г-жа Мария отвечала:

— Да, то-то и удивительно и со временем может забыться, ведь надобно с этим жить; они говорят о молодых господах, что те пустышки, у них нет души.

Покраснев лицом и качая головою так, что шляпа со всеми цветами и лентами затряслась, забывши об усталых ногах, г-жа Вайделих вскочила с кресла и смертельно обиженная вскричала:

— Нет души? У моих мальчиков, которых я носила под сердцем? Это гнусная клевета! Пухленькими и хорошенькими я родила их на свет, ровно двух рыбок, без единого изъяна с головы до ножек, и каждого наделила частицею моей собственной бессмертной души, аккурат такою, какой хватит места в маленьких сердечках, и она росла вместе с ними! Куда же она могла подеваться? Разве бы они иначе стали нотариусами? Нет души! Дурищи окаянные! Это им даром не пройдет! О-ох!

Она так разозлилась, что даже говорить больше не могла и поневоле опять села в кресло. Мария Заландер пожалела о своем поступке и искала теперь нюхательные соли, так как сватья побледнела. Но та отказалась от нюхательных солей и попросила глоток вина, коли найдется, — ведь и впрямь чувствовала себя прескверно.