Готфрид Келлер - Мартин Заландер

Заландер рассказал уже несколько более разговорчивому г-ну Кляйнпетеру о делах в Совете и собирался расспросить его о тех или иных проблемах и его взгляде на них, но, хотя предшественник не участвовал в заседаниях не более полугода, казалось, будто все для него осталось позади, как сон. Он почти ничего не помнил, на вопросы отвечал безучастно и неточно и лицом вновь помрачнел.

Одну из бутылок Заландер откупорил сразу, жена взяла ее и наполнила два бокала, которые распространяли приятный аромат, вернувший осеннее солнышко на бледное лицо. Спокойная участливость хозяев, глубокая умиротворенность, как будто бы царившая между ними, и бодрящее нервы вино заставили его забыть о злом роке, развеселили сердце, так что он с затуманенным взглядом и зарумянившимися щеками начал по собственной воле рассказывать смешные байки и истории из сельской чиновной жизни, меж тем как первая бутылка доброго вина опустела. Пока Заландер открывал вторую, а гость с радостным вниманием наблюдал за ним, г-жа Мария воспользовалась паузой и спросила, большая ли у него семья и в добром ли она здравии.

Словно пробудившись от сладостного сна, гость удивленно посмотрел на нее, блаженный винный румянец поднялся к глазам, которые и без того уже блестели, потом он опустил голову, подпер ее руками и расплакался как дитя. В удивлении и испуге Мартин и Мария Заландер наблюдали за этой переменой, смотрели на сотрясаемую рыданиями поседевшую голову. Но затем оба встали, чтобы постараться успокоить и утешить рыдающего гостя. В конце концов им это удалось, но он не знал, куда деваться от стыда, извинился за сей, как он выразился, болезненный приступ и хотел уйти.

Заландер, однако, видел, что беспомощный старый депутат плакал вообще-то не от «хмельной жалости», как в здешних местах называют пьяные слезы, а оттого, что вдруг вспомнил свое горемычное житье-бытье. Вот почему он дружески убедил его сесть и отдохнуть.

— Приготовь-ка нам хорошего черного кофейку, — сказал он жене, — тем вкуснее будет вторая бутылка, ведь господин Кляйнпетер непременно поможет нам ее допить!

Г-жа Заландер сварила отличного кофейку, не забыла подать и по рюмочке старой вишневки.

Немного погодя уныние гостя вновь развеялось, уступив место более веселому настрою, каковой не пожелал своим отсутствием испортить минуты нежданного благополучия. Кляйнпетер вновь сделался так разговорчив и откровенен, что, успокоившись, сам повел речь о причине судорожного приступа слез; слово за слово он, быть может впервые встретив участливое внимание, непринужденно и искренне поведал свои обстоятельства. Через час Мартин и Мария Заландер примерно знали его историю, в меру своего разумения.

Бывший член Большого совета Кляйнпетер владел маленькой фабричкой хлопчатобумажных тканей, вел это доставшееся по наследству от отца дело осмотрительно и спокойно, не торопясь чересчур вперед, но и не отставая. Как человек обходительный и всеми любимый он ставил требования светского и гражданского общения куда выше, чем приобретение богатств. Тщеславная и легкомысленная женщина, на которой он женился, еще и подталкивала его к этому; безобидное уважение, каким он пользовался, она относила исключительно на свой счет и чванилась, как павлин. Все, что он делал, было ее добродетелью, все в нем, что вызывало симпатию, — ее личным достоинством, все, что с ним происходило, — ее заслугой. Это о ее муже говорили, своим мужем она хвасталась, вот и все; она хотела присутствовать всюду, где он бывал, да и в одиночку разъезжала по округе, сколько могла, — надо ведь себя показать и побахвалиться. Однако ж дома она отравляла ему жизнь нарочито презрительной манерою, с какой относилась ко всем его делам и к нему самому, чтобы он и не помышлял восставать против нее. И вообще, дома ему жилось плохо, так как она полагала излишним все, что хотя бы отдаленно походило на заботливость. Двое подрастающих сыновей пошли в нее.

Когда Кляйнпетер, у которого не нашлось достойного соперника, был избран в Большой совет, а вскоре и окружным начальником, спесь жены выросла беспредельно. Эти звания, казалось, существовали лишь для нее, и Боже упаси обратиться к ней без того или другою титулования. Горемыку-мужа она третировала и прямо-таки ненавидела — звания-то принадлежали именно ему, — однако ж пользовалась ими и связанным с ними почетом, чтобы наделать долгов и пуститься в иные злоупотребления.

В этом она скоро получила изрядную поддержку, когда отец предоставил управление скромной фабрикой сыновьям, рассчитывая целиком посвятить себя своей должности и найти покой. Тут он жестоко заблуждался.