Эмиль Золя: Истина

— Гопъ-гопъ! Гопъ-гопъ! — кричалъ Маркъ, врываясь въ комнату. — Мы пріѣхали по желѣзной дорогѣ! Съ самымъ скорымъ поѣздомъ!

Маркъ Фроманъ былъ ниже ростомъ, чѣмъ его три брата, Матье, Лука и Жанъ; лицо его было худощавѣе и длиннѣе, но лобъ его былъ высокій и продолговатый, — характерный лобъ Фрожановъ. Особенно обращали на себя вниманіе его глаза — свѣтлые, добрые глаза, взглядъ которыхъ проникалъ въ самую глубь души, и голосъ — очаровательный и звучный, овладѣвавшій умомъ и сердцемъ тѣхъ, съ которыми онъ говорилъ. Небольшіе усы и бородка оставляли открытымъ довольно большой ротъ, выражавшій сильную волю и вмѣстѣ съ тѣмъ доброту. Какъ и всѣ прочія дѣти Петра и Маріи Фроманъ, онъ научился прикладному ремеслу. Онъ былъ литографъ. Въ семнадцать лѣтъ онъ кончилъ гимназію и пріѣхалъ въ Бомонъ, чтобы усовершенствовать свои знанія въ картографическомъ заведеніи Папонъ-Лароша, которое изготовляло карты и картины для нагляднаго обученія, снабжая ими всѣ школы Франціи. Во время пребыванія въ Бомонѣ у Марка проснулась страсть къ преподаванію, настолько сильная, что онъ сдалъ экзаменъ на школьнаго учителя, съ цѣлью поступить преподавателемъ въ бомонское нормальное училище. Позднѣе, когда ему было двадцать семь лѣтъ, онъ получилъ званіе педагога, и ему предложили мѣсто преподавателя въ Жонвилѣ; въ это время онъ женился на Женевьевѣ, благодаря содѣйствію Сальвана, который познакомилъ его съ госпожами Дюпаркъ и Бертеро, заинтересовавшись трогательною любовью двухъ молодыхъ сердецъ. За три года брака Маркъ и Женевьева, стѣсненные въ средствахъ, пережили немало денежныхъ затрудненій и всякихъ служебныхъ непріятностей, но въ то же время были безконечно счастливы, обожая другъ друга, и жизнь ихъ въ маленькомъ мѣстечкѣ съ восьмьюстами жителей протекала безмятежно.

Госпожа Дюпаркъ не была тронута веселымъ смѣхомъ отца и дочки; она замѣтила съ тѣмъ же чувствомъ недовольства:

— Ваша желѣзная дорога ничего не стоитъ въ сравненіи съ экипажами, въ которыхъ ѣздили, когда я была молода… Скорѣе завтракайте, — мы никогда не выберемся изъ дому.

Она сѣла къ столу и наливала горячее молоко въ чашки. Женевьева ставила высокій стулъ для маленькой Луизы между собою и матерью, чтобы слѣдить за ребенкомъ; Маркъ между тѣмъ, желая заслужить прощеніе, сказалъ:

— Я заставилъ васъ ждать?.. Это ваша вина, милая бабушка: у васъ такъ хорошо спится, — здѣсь удивительная тишина и опокойствіе!

Госпожа Дюпаркъ, торопливо пившая кофе, не соблаговолила отвѣтить. Госпожа Бертеро, наблюдавшая за своей Женевьевой, которая сидѣла, сіяя отъ счастья, между мужемъ и дочкой, печально улыбнулась и пробормотала тихимъ, медленнымъ голосомъ, окинувъ лѣнивымъ взглядомъ присутствующихъ:

— Да, здѣсь спокойно, такъ спокойно, что даже не замѣчаешь, какъ идетъ жизнь.

— Впрочемъ, сегодня вечеромъ, — продолжалъ Маркъ, — около десяти часовъ, на площади было довольно шумно. Женевьева была просто поражена. Ночной шумъ на площади Капуциновъ — это нѣчто поразительное!

Онъ старался прикинуться изумленнымъ, чтобы разсмѣшить публику. Старуха отвѣтила, видимо задѣтая за живое:

— Народъ выходилъ изъ часовни Капуциновъ. Вчера вечеромъ была служба — поклоненіе Св. Дарамъ. Братья взяли съ собою тѣхъ учениковъ, которые удостоились въ этомъ году причастія, и дѣти позволили себѣ немного посмѣяться и пошумѣть при выходѣ изъ церкви… Все же это не такъ дурно, какъ тѣ ужасныя игры, которыми занимаются дѣти, воспитанныя безъ религіи и безъ нравственности.

Сразу наступило неловкое молчаніе. Слышался только стукъ ложекъ о чашки. Обвиненіе было направлено противъ свѣтскихъ общественныхъ школъ, противъ нерелигіознаго преподаванія Марка. Женевьева бросила въ его сторону умоляющій взглядъ; онъ не разсердился и съ прежнимъ добродушіемъ продолжалъ разговоръ, обращаясь къ госпожѣ Бертеро; онъ описывалъ ихъ жизнь въ Жонвилѣ, разсказывалъ про своихъ учениковъ, которыхъ обучалъ съ любовью и получалъ въ отвѣтъ полное удовлетвореніе, радуясь ихъ успѣхамъ и поведенію. Трое изъ нихъ получили свидѣтельства объ окончаніи курса.

Въ эту минуту возобновился благовѣстъ мѣрными и печальными ударами, которые точно рыдали среди пустыннаго и мрачнаго квартала.

— Послѣдніе удары! — воскликнула госпожа Дюпаркъ. — Я говорила, что мы опоздаемъ.

Она встала и заторопила дочь и внучку, которыя допивали свой кофе; вдругъ въ комнату вбѣжала Пелажи, блѣдная и взволнованная, держа въ рукѣ номеръ газеты «Маленькій Бомонецъ».