Михаил Булгаков: Тайному другу

— А почему же первый наш договор я подписал с вами? — Речь идет о договоре Булгакова с Лежневым на первую публикацию романа «Белая гвардия» в журнале «Россия», который пока не найден.

...имея в кармане четыре векселя... и договор. — Из дневниковых записей Булгакова: 29 декабря 1924 г.: «Лежнев ведет переговоры с моей женой, чтобы роман „Белая гвардия" взять у Сабашникова и передать ему. Люба отказала, баба бойкая и расторопная, и я свалил с своих плеч обузу на ее плечи. Не хочется мне связываться с Лежневым, да и с Сабашниковым расторгать договор неудобно и неприятно». 3 января: «Сегодня у Лежнева получил 300 рублей в счет романа „Белая гвардия", который пойдет в „России". Обещали на остальную сумму векселя...» К сожалению, Булгаков не отразил в дневнике свои впечатления о встрече с Рвацким-Каганским...

...принимал у себя на квартире три раза черт знает кого... — Очевидно, речь идет о проведенном сотрудниками ОГПУ 7 мая 1926 г. обыске на квартире Булгаковых, а также о двух допросах писателя в помещении ОГПУ 22 сентября и 18 ноября 1926 г. Булгаков эти три события обобщил и привел к «единому знаменателю». Столь решительные меры были применены к Булгакову в связи с разгоном сменовеховского движения (исчезновение Лежнева и Каганского объяснялось этой же причиной). Но фактически писателя пытались запугать в связи с предстоящей постановкой «Дней Турбиных» и хождением по рукам запрещенного цензурой текста «Собачьего сердца». Материалы обыска и первого допроса опубликованы (см.: Булгаков М. Дневник. Письма. 1914—1940. М., 1997. С. 140—161), о втором же допросе пока умалчивается.

...судился с редактором... — Сохранилось заявление Булгакова в конфликтную комиссию Союза писателей России от 26 октября 1925 г. следующего содержания: «Редактор журнала „Россия" Исай Григорьевич Лежнев, после того как издательство „Россия" закрылось, задержал у себя, не имея на то никаких прав, конец моего романа „Белая гвардия" и не возвращает мне его. Прошу дело о печатании „Белой гвардии" у Лежнева в конфликтной комиссии разобрать и защитить мои интересы». Разумеется, докопаться до сути дела никто не смог и интересы писателя никто не защитил.

...Рвацкий отыскался за границей. И там овладел моим романом и пьесой. — Это темнейшее дело до их пор до конца не прояснилось. Суть вроде бы ясна: мошенники обманули писателя. Но как это было сделано «технологически» — не вполне ясно. Следует заметить, что работал Каганский «мастерски» (судим по конкретному вопросу — о присвоении прав на «Зойкину квартиру» — см.: Дневник. Письма. С. 188—189). И хотя Булгаков после этого действовал решительно (опубликовал в различных газетах Европы несколько «открытых писем» против Каганского), но ничего добиться не смог. Более того, Каганский, для которого, конечно, открытые письма Булгакова были неприятны, поместил в берлинской газете «Дни» следующее письмо:

Многоуважаемый г. Редактор!

...настоящим, в целях восстановления истины, сообщаю:

1) Я, как владелец издательства „Россия", приобрел от г. М. Булгакова не только право на печатание „Белой гвардии" в журнале „Россия", но право издания и отдельной книгой. Договор не просрочен и не аннулирован, деньги г. М. Булгаков получил от меня полностью. То, что журнал „Россия" был закрыт в 1926 году, не является основанием для нарушения договора г. М. Булгаковым.

2) Пьесу „Дни Турбиных" я получил от г. М.Булгакова через его уполномоченного, которому выдал определенный аванс за пьесу, взяв на себя обязательство платить г. М. Булгакову через его уполномоченного...

Я не отказываюсь от суда коронного или третейского, куда доставлю все документы по этому делу.

С совершенным почтением, 3. Л. Каганский».

Перемешав факты с абсолютной ложью, Каганский не только отверг притязания Булгакова, но и нанес по писателю удар морального характера, сообщив, что будто бы Булгаков передал ему «Дни Турбиных» через уполномоченного (имеются в виду какие-то закулисные игры).

Булгаков ответил яростным письмом, из которого мы приведем лишь несколько наиболее важных фраз:

«Я — М. Булгаков — извещаю всех, что, во-первых, у меня нет и не было никакого уполномоченного. Во-вторых, ни через какого уполномоченного ни одной из моих пьес я г. 3. Каганскому не передавал, и, даже будь у меня уполномоченный, ни в коем случае именно г. 3. Каганскому не передал бы...