Николай Чебаевский - Если любишь

— А вам хотелось бы, чтобы ждали не просто так? Чтобы женщина ради вас стояла у калитки на морозе целый час?

— Что вы! К чему это?.. — в замешательстве произнес Иван Семенович.

— Ни к чему, думаете? Может, и ни к чему… — Зинаида Гавриловна вздохнула. — Но я вас больше часа жду.

— Вы?! — зоотехник совсем потерялся. — Но как же?.. Ведь это…

— Бабья причуда, скажете?

— Нет, конечно, нет!.. Но только…

Зинаида Гавриловна опять вздохнула.

— Какой вы, однако, застенчивый и наивный! Будто юноша.

— Нет, разумеется, не юноша, но…

Зинаида Гавриловна рассмеялась. Потом спросила:

— У вас дома нет посторонних?

— Нет, никого нет! — поспешно ответил Иван Семенович. — Но вы… Это так неожиданно. Поверить боюсь!.. — Зоотехник схватил руку Зинаиды Гавриловны, неуклюже, дугой согнувшись, поднес ее к губам, поцеловал сквозь перчатку. Зинаида Гавриловна не смогла больше удержаться в прежней роли.

Она застыдилась своей навязчивости, сказала потерянно:

— Простите меня… Бессовестная я… Ужасно бессовестная!

— Нет, нет, вы смелая! Вы умная, отважная женщина. Я преклоняться перед вами должен. Ведь я… — Иван Семенович примолк, а потом с застенчивостью признался. — Я давно мечтал предложить вам руку, да все трусил.

— Я знала.

— Знали? Я ж никому ни звука…

— Иногда бывает понятно без слов.

— Значит, вы тоже… — Зоотехник насилу превозмог себя. — Значит, вы тоже полюбили меня?..

Зинаида Гавриловна смущенно улыбнулась. Она стояла спиной к калитке, и свет из окон падал на нее сзади, лицо оставалось в тени, улыбки нельзя было различить, но голос выдавал эту смущенную улыбку.

— Не знаю… В нашем возрасте такое чувство зовется, наверно, как-то иначе… Но мне хотелось иногда, чтобы вы были менее робким.

Иван Семенович понял это как призыв к смелости. Он решительно взял Зинаиду Гавриловну под руку и, распахивая калитку, сказал:

— Прошу быть хозяйкой!

— Нет, нет! Не сегодня! — отстранилась Зинаида Гавриловна. — Мне необходимо поговорить с сыном. И вообще — надо обдуманнее.

— Выходит, не в робости моей дело… — Зоотехник выпустил ее руку и после неловкой паузы добавил с заметной горечью: — Если вас пугает моя орава — это плохо, но если…

— Постыдитесь! — строго сказала Зинаида Гавриловна.

Иван Семенович стоял как раз в полосе света. Хорошо видно было, как лицо сделалось кирпичным. Пушистый снег, густо поваливший в эти минуты откуда-то сбоку, вроде бы не с неба, а из-за угла дома, таял у него на щеках мгновенно. А на мясистом ухе, на мочке, скопившись из растаявших снежинок, повисла, словно сережка, голубая капля.

— Поймите, я все-таки женщина. И дорожу кое-какими условностями.

— Именно? — виновато спросил Иван Семенович.

— Не хочу входить в ваш дом под покровом ночи, как бы тайно. Приду открыто, днем, на глазах у всех!..

Она протянула руку, сшибла пальцем голубую капельку-сережку с уха Ивана Семеновича. И вдруг, совсем как девчонка, бегом бросилась прочь.

Зоотехник тоже, видно, почувствовал, себя молодым парнем.

— Зинаида!.. Зина! — крикнул он вдогонку. — Я ждать не буду!.. Я завтра за тобой прикачу!..

Крикнул так, что в пустой улице загудело, как в трубе.

То-то бы удивился Максим, если бы услышал это объяснение матери с Иваном Семеновичем! Но он даже волнения не уловил в ее голосе, когда она пришла запоздно домой и сказала:

— Ну, сынок, поздравь меня…

— С Новым годом, мама!

— И с Новым годом и с новым счастьем…

— Да, конечно!

Зинаида Гавриловна, видя, что сын не уловил никакого намека в ее словах, не стала больше ничего объяснять. Отложила это на утро.

А утром по улице мимо окон торопливо прошел Иван Семенович. Может быть, он спешил на ферму? Нет, свернул на конный двор.

У Зинаиды Гавриловны зарумянились щеки. Надо спешить, надо прежде объясниться с сыном. До чего же это трудно, бог мой!.. Нелегко услышать от сына, что он собирается жениться, но сказать, что сама выходишь замуж, — безмерно труднее. Даже голос потерялся… А медлить нельзя.

И Зинаида Гавриловна кое-как справилась с волнением, мучительно робко сказала:

— Орешек, нам нужно поговорить… — Зинаида Гавриловна заставила себя взглянуть сыну в глаза. — Я выхожу замуж!

Если бы мать ни с того ни с сего совершенно внезапно закатила ему пощечину — это потрясло бы Максима меньше, чем такое известие.

— Замуж? — переспросил он.

— Да, замуж.

— Как же так?

— Невероятным кажется? — Зинаида Гавриловна стеснительно улыбнулась. — Разве я такая уж древняя старуха?..