Николай Чебаевский - Если любишь

Бабы плевались. Аришка заливисто смеялась, сверкала ровными, на диво белыми зубами. Потом, игриво покачивая бедрами, уходила.

Дымельские женщины невзлюбили Аришку, но остерегались ее. Знали, что слова ее не пустое бахвальство. Пока что Аришка не баловала вниманием их мужиков, не пыталась отбить кого-либо от семьи. А попытайся она, наверняка бы вскружила голову не одному. Недаром всякие заготовители, месяцами проживающие в колхозе, норовили устроиться на постой именно у Аришки. Да и сам Куренков уж больно любезен с ней. Конторской сторожихой определил, догадывались люди, не зря. Частенько председатель выходил из правления далеко за полночь, когда ни одно окошко не светилось. Но за Куренковым бабьи глаза не следили. Жил он холостяком и отчитывался лишь перед своей совестью.

Так вот муженек у Аришки отправился на тот свет весьма неожиданно и странно. Сидел с удочкой на речке и вдруг свалился под берег. Вблизи рыбачили мальчишки. Они видели, как дурачок бултыхнулся в воду. Сначала у него выпало из рук удилище, поплыло, а следом и он сам оказался в речке.

Мальчики смеялись. Они решили, что рыбак зазевался, клюнула большая рыбина, поволокла удилище и вынудила кинуться за ним. Но когда мужик Аришки скрылся под водой и больше не появился, ребятишки подняли переполох.

Сбежались люди, вытащили горе-рыбака. Привести его в себя, однако, не удалось.

Аришка не притворялась, не лила слез.

— С чего бы это я раскиселилась? С дураком жилось не худо, а без него еще повольготнее. Надоест одной куковать — найду себе сизаря. Годы мои еще не ушли.

Долго искать «сизаря» Аришке не пришлось. Она сразу остановила выбор на Куренкове. И делала все для того, чтобы женить его на себе.

Хотя Куренков не спешил узаконить брак, Аришка, видно, не сомневалась, что придет полная победа. В конторе она стала держаться хозяйкой. Если в обеденную пору или вечером Куренков задерживался в правлении по неотложному делу, она приносила ему еду, без всякого стеснения ставила на стол.

— Председатель вам не медведь, — говорила порой тем, кто оказывался в кабинете, — лапу сосать и тем жить не может.

Куренков посмеивался, сводил все в шутку. Дескать, верно, жировой запас у него не велик. Не было бы вот на свете добрых вдовушек — запросто протянул бы ноги.

Внешностью Куренков похвастать не мог. Ростом маловат и фигурой не вышел — в плечах не по-мужски узок, в бедрах по-женски широк. А лицо круглое и плоское, как донышко у кастрюли, и уши торчком, вроде ручек у той же посудины. Если бы не глаза, умные, хитрые, насквозь пронизывающие, выглядел бы председатель вовсе невзрачно.

Куренкову явно льстило, что Аришка, женщина смазливая, жаркая, выбрала его. Может, потому он и не торопился узаконить свои отношения с ней, что хотелось подольше покрасоваться на глазах у людей. Женишься, тогда ведь конец общему вниманию. Сразу перестанут мужики поглядывать на тебя с завистью. Еще и осудят, что взял ее в жены. А возможно, и духу не хватало у Куренкова сделать решающий шаг. Одолевала боязнь, что не он у Аришки первый, не он будет и последний. Так и шел месяц за месяцем. Постепенно все привыкли к тому, что Аришка держалась с Куренковым хозяйкой, принимали это за должное.

Прежнюю свою родню, свекра Евсея, свекровку и второго их сына Леху, такого же дурачка, как и ее покойный муженек, Аришка высмеивала теперь на людях походя. Но как-то так получалось, что не только Леха, но и Евсей делался у нее безобидным человеком, не вызывающим никаких иных чувств, кроме жалости. Будто бы только жалеючи стариков и их убогого сына она не могла окончательно порвать с ними. Наведывалась, порой помогала продать на базаре заготовленную ими черемшу или смородину, хмель или калину.

Слышала эти Аришкины насмешливо-жалостливые рассказы и Зинаида Гавриловна. Но до поры до времени не придавала им значения. Что тут такого? Пусть продает собранные стариками ягоды, грибы или что-нибудь другое. Не спекуляция же, и не без труда те ягоды собираются. И вообще, какое ей дело, раз сам председатель не считает нужным вмешиваться. Наверное, и нет необходимости. Жизнь сложна, далеко не всегда все в ней идеально. Самой бы с собой пока разобраться — и то хорошо.

Только оказалось — Аришкины дела и Зинаиды Гавриловны касались. Как-то в начале зимы Аришка зашла в медпункт, пожаловалась на нестерпимые боли в пояснице. Даже распрямиться она не могла, ноги волочила.

— Как прострелило! — стонала Аришка. Было ясно — приступ радикулита. Донимала эта болезнь ее и раньше. И, как правило, приступы случались по первым морозам. Что ж, понятно. Не остережется человек, выскочит во двор в одном платье, как в теплые дни, и пожалуйста — вспышка боли, точно выстрел в поясницу. Зинаида Гавриловна даже осматривать Аришку не стала. Выписала на три дня бюллетень, дала втирание, велела прогреваться.