Генри Джеймс - Послы

– Вряд ли уж вульгарнее, чем все это. – И на его такой же вопрошающий, как прежде ее собственный, взгляд добавила: – Чем все кругом. – И уже с явным раздражением спросила: – А вы как считаете?

– Я? По-моему, здесь… почти… почти божественно.

– В этом ужасном лондонском балагане? Да он просто отвратителен, если хотите знать.

– О, в таком случае, – рассмеялся он, – я вовсе не хочу знать.

Последовала долгая пауза, которую мисс Гостри, по-прежнему заинтригованная тайной – что же производят в Вулете? – наконец прервала.

– Так все-таки что это? Прищепки для белья? Сухие дрожжи? Вакса?

Ее вопрос привел его в чувство.

– Нет-нет. Даже не «горячо». Право, вряд ли вы догадаетесь.

– Как же мне решить, вульгарен этот предмет или нет?

– Решите, когда я его назову. – И он попросил ее немного потерпеть.

Однако можно сразу откровенно признаться, что он намеревался и впредь отмалчиваться. По правде говоря, он так никогда и не назвал ей этот предмет, но, как ни странно, оказалось, что в силу некоего присущего ей внутреннего свойства охота получить эти сведения у нее вдруг отпала, а ее отношение к данному вопросу превратилось в явное нежелание что-либо по его поводу знать. Ничего не зная, она могла дать волю своему воображению, а это, в свою очередь, обеспечивало благодатную свободу. Можно было делать вид, будто эта безымянная вещица и впрямь нечто неудобопроизносимое, а можно было придавать их взаимному умолчанию особый смысл. И то, что она затем сказала, прозвучало для Стрезера чуть ли не откровением.

– Может быть, потому, что этот предмет так дурно пахнет – что эта продукция, как вы изволили выразиться, крайне вульгарна, мистер Чэд и не хочет возвращаться домой? Может быть, он чувствует на себе пятно. Не едет, чтобы оставаться в стороне.

– О, – рассмеялся Стрезер, – на это мало похоже – вернее, совсем не похоже, чтобы он чувствовал себя «замаранным». Его вполне устраивают деньги, выручаемые за эту продукцию, а деньги – основа его существования. Он это понимает и ценит – то есть я хочу сказать, ценит то содержание, которое высылает ему мать. Она, разумеется, может урезать ему содержание, но даже в этом случае за ним, к несчастью, останутся, и в немалом количестве, деньги, завещанные ему дедом, отцом миссис Ньюсем, его личные средства.

– А вы не думаете, – спросила мисс Гостри, – что именно это обстоятельство позволяет ему быть щепетильным? Надо думать, он не менее разборчив и в отношении источника – явного и гласного источника – своих доходов?

Стрезер весьма добродушно – хотя это и стоило ему некоторого усилия – отнесся к ее предположению.

– Источник богатств его деда – а следовательно и его доля в них – не отличается безупречной чистотой.

– Какого же рода этот источник?

– Ну… сделки, – поколебавшись, ответил Стрезер.

– Предпринимательство? Махинации? Он нажился на мошенничестве?

– О, – начал Стрезер не то чтобы с воодушевлением, но весьма энергично, – я не возьмусь его аттестовать или описывать его дела.

– Боже, какие бездны! А покойный мистер Ньюсем?

– Что вам угодно знать о нем?

– Был таким же, как этот дедушка?

– Нет, он придерживался противных взглядов. И вообще, был совсем иного сорта человеком.

– Лучше? – не унималась мисс Гостри.

Стрезер замялся.

– Нет, – вырвалось у него после паузы.

– Благодарю вас, – отвечала его спутница, и ее немой комментарий к охватившим его сомнениям был достаточно выразителен. – Ну так разве вы не видите, – продолжала она, – почему вашего молодого человека не тянет домой? Он глушит в себе чувство стыда.

– Стыда? Какого стыда?

– Какого стыда? Comment donc? [11]Жгучего стыда.

– Где и когда, – спросил Стрезер, – вы в наши дни встречали чувство жгучего – да и вообще какого-либо – стыда? Те, о ком я говорю, поступали как все и – исключая разве древние времена – вызывали только восхищение.

Она тут же поймала его на слове:

– И у миссис Ньюсем?

– Ну я не могу отвечать вам за нее!

– И среди подобных дел, – да еще, если я верно вас поняла, извлекая пользу из них, – она остается все такой же исключительной?

– Я не могу говорить о ней! – запротестовал Стрезер.

– Да? – Мисс Гостри секунду помолчала. – Думается, как раз о ней у вас есть что сказать, – заявила она. – Вы мне не доверяете.

Упрек возымел действие.

– Ее деньги идут на добрые дела, ее жизнь посвящена и отдана другим…

– Во искупление грехов, так сказать? О Боже! – И, прежде чем он успел возразить, добавила: – Как отчетливо я вижу ее благодаря вам!