Ба Цзинь - Осень

Вошли в комнату. На краю кровати, склонившись над Мэем, сидела его жена и о чем-то говорила с ним. При виде вошедших она поднялась для приветствия. Лицо ее было в слезах, брови нахмурены, губы сжаты; от былого бесстрастного выражения не осталось и следа — его смыли слезы.

Взглянув на это заплаканное лицо, старая госпожа Чжоу и госпожа Чэнь сразу забыли свою обычную неприязнь к невестке и ласковым жестом предложили ей сесть, а сами поспешно подошли к кровати.

На скамеечке у кровати стояла плевательница. На кровати закрытый расшитым шелковым одеялом, так что на подушке виднелось только его бледное, как бумага, худое лицо, бессильно лежал Мэй; в углах побелевших губ были следы крови.

— Мэй! Внучек! — жалобно, страдальчески позвала старая госпожа Чжоу и склонилась над ним.

— А, бабушка… пришла? И мама тоже? — с усилием прошептал Мэй, широко раскрывая глаза. Тут он заметил лицо Цзюе-синя. — Брат, и ты здесь? — Он хотел улыбнуться, но губы не повиновались ему и улыбки не получилось. Он с трудом прохрипел: — Не знаю, что со мной… сразу вдруг… как начнет рвать… никак не остановлюсь… столько крови… хорошо еще, что… что жена… а вы так рано… вернулись…

— Как ты себя сейчас чувствуешь? — выдавила из себя старая госпожа Чжоу, с трудом сдерживая горе. Госпожа Чэнь, стоявшая рядом, утирала слезы:

— Сейчас не идет… но очень… тяжело… Садитесь… бабушка… — через силу произнес Мэй и тут же умолк, чтобы отдышаться.

— Бабушка, надо скорее послать за врачом. Папа говорил, что подождет вас, чтобы посоветоваться, — обратилась к старой госпоже Чжоу взволнованная жена.

— Верно! Скорее за врачом, — кивнула, словно очнувшись, старуха и повернулась к Цзюе-синю: — Кого лучше позвать, Цзюе-синь?

— Я предложил бы военного врача Чжу, бабушка, — не раздумывая, ответил Цзюе-синь.

— Чжу? — колебалась старуха.

— По-моему, не стоит его, — недовольно повернулся к разговаривающим Чжоу Бо-тао, который стоял все это время у окна, погруженный в какие-то свои бесконечные размышления, но, услышав слова Цзюе-синя, нашел его предложение неудачным. — Европейская терапия ненадежна.

Неожиданное возражение отрезвило Цзюе-синя. Он растерянно заморгал — сочувствие, жалость и забота не играли для отца никакой роли. Поэтому, не отвечая, он смотрел на преждевременно увядшее лицо Мэя, и во взгляде его были сочувствие, жалость и забота. «Что же они с тобой сделают!» — с горечью думал он.

— А что вы думаете, бабушка? Если звать врача, так — быстрее. Ему очень трудно. Пусть побыстрее примет лекарство — полегче станет, — торопливо упрашивала молодая.

«А ведь она и вправду обеспокоена!» — подумал Цзюе-синь, бросив сочувственный взгляд на молодую женщину. Но по-прежнему молчал, хотя и чувствовал, что негодование против Чжоу Бо-тао вот-вот прорвется.

— В таком случае пошлем за Ло Цзин-тином, — вмешалась, не выдержав, взволнованная госпожа Чэнь. — Пусть сначала посмотрит его, а потом уж будем разговаривать. По сути дела, давно уже надо было бы послать за ним.

Молодая, сразу поднялась и приказала служанке: -

— Фэн-сао! Беги скорее и скажи Чжоу-гую, чтобы немедленно отправился за Ло Цзин-тином. Да пусть бегом!

Фэн-сао поспешно выбежала из комнаты. Только теперь старая госпожа Чжоу заговорила:

— Можно и Ло Цзин-тина. Он — человек знающий.

Цзюе-синь подавил порыв недовольства и через силу выдавил ничего не значащее: «Хорошо».

— Мэй! Внучек! Ты не волнуйся, врач сейчас придет. Успокойся и отдохни. Врач придет, поможет, — ласково успокаивала внука старая госпожа Чжоу.

— Спасибо, бабушка, — тихо проговорил Мэй. Он хотел улыбнуться, сделал движение головой, но улыбка получилась такой, что, казалось, он вот-вот заплачет. — Я вижу, мне уже не вылечиться, — безнадежным голосом произнес он.

— Ничего страшного нет. Только ты не думай. Лучше отдыхай как следует. Закрой глаза и усни, — мягко убеждала сына госпожа Чэнь.

— Садитесь, мама, — отозвался растроганный Мэй; зрачки его медленно двигались, переходя с лица матери на лицо бабушки, Цзюе-синя и жены; из глаз вдруг выкатились две слезы. — Очень тяжело на душе, — пожаловался он, — только закрою глаза — и сразу чудится прошлое.

— А ты не думай, лежи себе спокойно — успокаивала жена, а сама отвернулась, чтобы скрыть капавшие одну за другой слезы.

— Жена правильно говорит, Мэй, не волнуйся, не беспокойся, — успокаивал брата Цзюе-синь, понимая, что хотя ничего не сможет сделать для них, но по крайней мере не должен скупиться на сочувствие: — Болезнь несерьезная; придет доктор, пощупает пульс, выпьешь лекарство — и все пройдет, — старался подделаться под тон жены Мэя Цзюе-синь.