Он улыбнулся глазами и, словно шутки ради, поставил на карту десять гульденов. Он выиграл. Поставил двадцать и выиграл снова. Пятьдесят — снова выиграл. Кровь ударила ему в голову, он готов был заплакать от злости. Вот теперь ему везет — но слишком поздно. Внезапно его осенила смелая мысль. Он обратился к актеру, стоявшему позади него, рядом с фрейлейн Ригошек:
— Господин фон Эльриф, не будете ли вы так любезны одолжить мне двести гульденов?
— Мне бесконечно жаль, — аристократически пожимая плечами, ответил Эльриф. — Вы же видели, господин лейтенант, я проиграл все, до последнего крейцера.
Он лгал, и все это знали, но, казалось, находили вполне нормальным, что актер Эльриф солгал господину лейтенанту.
Тогда консул, не считая, небрежно подвинул ему несколько ассигнаций.
— Одолжайтесь, прошу вас, — сказал он.
Полковой врач Тугут громко кашлянул.
— На твоем месте я бы сейчас прекратил, Касда, — промолвил Виммер, и это звучало как предостережение.
Вилли медлил.
— Я отнюдь не уговариваю вас, господин лейтенант, — сказал Шнабель и протянул руку к деньгам. Вилли поспешно схватил ассигнации и сделал вид, что хочет их сосчитать.
— Здесь полторы тысячи, — сказал консул. — Можете не сомневаться, господин лейтенант. Угодно карту?
— Почему же нет? — рассмеялся Вилли.
— Сколько ставите, господин лейтенант?
— О, не все сразу, — возбужденно воскликнул Вилли. — Бедняки должны экономить. Для начала — тысячу.
Он взял карту, консул со своей обычной преувеличенной медлительностью — тоже. Вилли прикупил и получил к своей четверке бубен тройку пик. Консул открыл свою — у него тоже было семь.
— Я бы уже прекратил, — еще раз предостерег обер-лейтенант Виммер, и слова его прозвучали как приказ. А полковой врач добавил:
— Ведь ты уже почти при своих.
«При своих! — подумал Вилли. — И это называется „при своих“!» Четверть часа тому назад здесь сидел состоятельный молодой человек, сейчас он — нищий, и это они называют «при своих»! Не рассказать ли им о Богнере? Быть может, тогда они поймут.
Перед ним лежали новые карты. Семерка. Нет, он не собирается прикупать. Но консул и не спросил его об этом, он просто открыл восьмерку. «Тысяча проиграна, — пронеслось в голове Вилли. — Но я ее отыграю. А если и нет, то теперь уже все равно. Тысячу я так же не смогу заплатить, как и две. Теперь уже совершенно все равно. Но еще есть время — целых десять минут. Я могу еще выиграть четыре-пять тысяч».
— Господин лейтенант? — спросил консул.
Негромкий вопрос разнесся по всему залу. Остальные молчали. Подчеркнуто молчали. Не скажет ли еще кто-нибудь: «Я бы прекратил на твоем месте»? — «Нет, — подумал Вилли, — теперь никто не осмелится. Все понимают, что было бы идиотством бросить игру сейчас. Ну, так сколько же мне поставить?» У него осталось всего несколько сот гульденов. Неожиданно их стало больше: консул подвинул к нему еще две тысячи.
— Возьмите, господин лейтенант, прошу вас.
Ну конечно, он возьмет. Он поставил полторы тысячи и выиграл. Теперь он может вернуть долг, и у него еще даже останется немного.
Он почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо.
— Касда, — сказал обер-лейтенант Виммер. — Довольно.
Голос его звучал твердо, почти строго. «Но я не на службе, — подумал Вилли. — Я могу распоряжаться своими деньгами и жизнью, как мне угодно». И он поставил снова, поставил немного, всего лишь тысячу гульденов, и раскрыл карту. Восьмерка. Шнабель все еще рассматривал свою, рассматривал убийственно медленно, словно у них впереди было бесконечно много времени. Время действительно было, — разве их кто-нибудь заставляет прекращать в половине третьего? Прошлый раз они закончили в половине шестого. Прошлый раз… Прекрасное далекое время. Почему все столпились вокруг? Это как во сне. Ха, да они, кажется, волнуются больше, чем он! Даже у фрейлейн Ригошек, стоящей напротив него в соломенной шляпе с красной лентой на высокой прическе, странно блестят глаза. Он улыбнулся ей. Лицо у нее словно у знатной дамы из трагедии, а ведь она всего-навсего хористка.
Консул открыл свою карту. Дама! Ха-ха, ведь эта дама — Ригошек! И девятка пик. Проклятые пики, они всегда приносят ему несчастье. И тысяча передвинулась к консулу. Ну ничего, у него еще что-то осталось. Или он уже совсем разорен? О, ничего подобного… Перед ним опять лежит несколько тысяч. Благороднейший человек этот консул! Еще бы! Он ведь уверен, что получит деньги обратно. Офицер обязан платить карточные долги. Какой-нибудь господин Эльриф во всех случаях останется всего лишь господином Эльрифом, но офицер, если только его зовут не Богнер…
Читать дальше