— К тебе еще один гость, детка.
Статус героини придал Энн небывалую дотоле смелость. Небрежным кивком, позволительным разве жене, но уж никак не дочери, она указала своему добродушному, но все еще сохранившему родительский авторитет отцу на дверь и осталась наедине с Оскаром.
Старик сел возле ее постели и погладил ее по руке.
— Вы замечательно вели себя, барышня. И я вовсе не такой уж фанатик, я не думаю, будто все это случилось только потому, что дело было в церкви. А может быть, и нет! Но я пришел сказать вам: моя маленькая Энни, вы только не думайте, что вы героиня! Жизнь — это вовсе не геройство. Жизнь — это мысль. Да благословит вас бог, барышня! А теперь я пошел!
Это был самый короткий из всех визитов. На целую неделю избавленная от необходимости энергично, с сознанием необыкновенной важности заниматься совершенно неважными делами, Энн лежала в постели и думала. Это была первая неделя в ее жизни, когда у нее нашлось время подумать.
Казалось, Оскар Клебс все время сидит возле нее и требует, чтобы она думала.
«Угу. Мне это слишком понравилось, — размышляла Энн. — Слишком понравилось быть героиней! Но ведь я потушила пожар до того, как успела об этом подумать. Ты молодец, что потушила этот пожар, Энни. Да, детка. Мистер Бимби струсил, и его преподобие Доннелли тоже струсил. А ты не струсила! Ну и что тут такого? Просто ты ловчее других. И все-таки ты не смогла заставить Адольфа полюбить тебя!
О господи, пошли мне твердости. Не допускай, чтобы я слишком радовалась похвалам!
«Кто взойдет на гору господню? И кто станет на святом месте его? Тот, у которого руки неповинны и сердце чисто».
И все-таки пожар потушила я, а все мужчины стояли и только глазами хлопали!»
Старинные кирпичные здания женского колледжа Пойнт-Ройял в штате Коннектикут стоят на склоне холма, над рекой Хусатоник, среди живописных лужаек, обсаженных дубами и вязами.
Отец Энн оставил ей в наследство (умер он очень тихо и достойно — уж такой это был человек) тысячу долларов — все свое состояние. Чтобы закончить курс, Энн пришлось работать официанткой в Доули-холл — столовой колледжа — и проверять студенческие работы по социологии.
Теперь, осенью 1910 года, она училась на предпоследнем курсе.
В девятнадцать лет у Энн Виккерс был, по ее же собственному выражению, «отвратительно здоровый вид». Рослая и ширококостная, она постоянно боролась с подкрадывавшейся полнотой. Непослушные каштановые волосы так и норовили выбиться из созданной поистине героическими усилиями гладкой прически. Но больше всего красили Энн ее глаза — неожиданно темные для такой светлой кожи, они ни на минуту не оставались равнодушными, все время сверкая радостью или гневом. Энн была несколько широка в бедрах, но зато ноги у нее были тонкие и стройные, а руки изящные и очень сильные. И хотя среди сонма блестящих девиц, приехавших с Пятой авеню, из Фармингтона и Бруклейна, Энн казалась самой себе тихим, незаметным существом, вроде полевой мышки, она, в сущности, никому никогда не уступала и никогда ни перед кем не робела — даже перед дочерью питтсбургского стального магната. Она вечно негодовала, возмущалась или пребывала в глубочайшем унынии (это настроение Линдсей Этвелл впоследствии называл «меланхолией»).
Когда в Пойнт-Ройял приезжала театральная труппа и другие девушки говорили: «Какая замечательная пьеса» или «Мне это не особенно понравилось», — Энн после спектакля часами (или, вернее, минутами) бродила взад-вперед, презирая злодея, торжествуя вместе с героиней, а иной раз даже влюблялась в героя.
Энн не искала популярности, но тем не менее была весьма влиятельной персоной. Она играла в баскетбольной команде, была секретарем умеренного Социалистического клуба, вице-президентом ХАМЖ, [20] ХАМЖ — Христианская ассоциация молодых женщин, женский филиал ХАМЛа.
а в следующем году, на последнем курсе, ей, очевидно, предстояло занять пост президента.
Первые два года Энн жила одна. Но в том году, о котором мы ведем свой рассказ, она занимала чудесную квартирку (с водопроводом!) вместе с Юлой 1 ауэрс. Прелестная и бледная Юла, любительница полумрака и полутонов, прелестного и бледного искусства — запоздавшее на добрый десяток лет дитя изысканного fin de siecle, — поставляла большую часть рисунков для курсового ежегодника — выдержанные в стиле прерафаэлитов [21] Прерафаэлиты — группа английских художников (Д. Г. Россети, Д. Милле и др.), входивших в так называемое «Братство прерафаэлитов», увлекавшихся средневековым искусством (до Рафаэля).
портреты молодых девиц с лебедиными шеями и почти полным отсутствием грудных желез — рисунки весьма изящные и невыносимо бездарные.
Читать дальше