Приближаясь к полному развитию своих сил, способностей и взглядов, человек нередко попадает в тупик, из которого его легко может вывести настоящий друг. Он подобен страннику, который падает в воду неподалеку от пристанища; если бы кто-нибудь вовремя пришел на помощь и вытащил его на сушу, он ограничился бы тем, что намок, меж тем как собственными силами он спасся бы, лишь выплыв на противоположном берегу, и до намеченной цели добирался бы трудным и дальним окольным путем.
Вильгельм начал догадываться, что мир устроен совсем не так, как ему представлялось. Он наблюдал вблизи исполненную важного смысла жизнь знати, власть имущих, и только дивился, какую беспечную видимость умеют они придать ей. Войско на марше, царственный герой во главе его, вокруг теснится множество соратников, хлопочет множество почитателей — все это возбуждало игру его воображения. В таком состоянии духа получил он обещанные книги, и вскоре, как и следовало ожидать, его подхватил великий поток гениальности и вынес к безбрежному морю, куда он сразу же погрузился и где полностью растворился.
Отношение барона к актерам за время их пребывания в замке претерпело ряд перемен. Поначалу все складывалось ко взаимному удовлетворению; барон, дотоле одушевлявший своими пьесами лишь любительский театр, впервые в жизни увидел одну из них в руках настоящих актеров, на пути к вполне сносному исполнению, пребывал в отличном расположении духа, показывал широту своей натуры, у каждого галантерейщика, из тех, кто частенько наведывался в замок, покупал подарочки для актрис, изощрялся, чтобы добыть для актеров бутылку-другую лучшего шампанского; зато и они на совесть трудились над его пьесами, а Вильгельм не щадил стараний, заучивая наизусть высокопарные речи образцового героя, роль которого досталась ему.
Но тут одно за другим стали вкрадываться мелкие недоразумения. День ото дня заметнее сказывалось пристрастие барона к определенным актерам, неизбежно вызывая досаду у остальных. Своих фаворитов он выделял совершенно открыто, внося зависть и раздор в актерскую среду. Мелина вообще не умел разрешать спорные дела, тут же он попал в крайне неприятное положение. Захваленные принимали похвалы без особой признательности, а обойденные всячески показывали свою досаду и старались тем или иным способом отравить пребывание в их кругу некогда столь высокопочитаемому благодетелю; немалую пищу для злорадства дали стихи неизвестного сочинителя, наделавшие много шума в замке. Ранее довольно деликатно подтрунивали над короткостью барона с комедиантами, рассказывали о разных его похождениях, приукрашали кое-какие случаи, подавая их в забавном, интригующем виде. Под конец уже стали говорить о профессиональном соперничестве между ним и некоторыми актерами, возомнившими себя писателями; на этих-то россказнях и основывалось вышеупомянутое стихотворение, которое гласило:
Я, горемыка, вам, барон,
Во всем завидовать готов.
И в том, что вам доступен трон,
И много так у вас лугов,
И что ваш замок родовой
Стоит средь чащи вековой.
Мне, горемыке, вы, барон,
Завидуете в том порой,
Что с детства не был обойден
Я щедрой матерью-судьбой,
Что с легким сердцем и умом
Я нищим был, но не глупцом.
Не будем, господин барон,
Мы изменять судьбы своей.
Вы — отблеск доблестных времен,
А я — сын матери моей.
Пускай не мучит зависть нас,
Пусть каждый сохранит свой титул,
Как не завиден вам Парнас,
Так не завиден мне Капитул. [6] Перевод С. Заяицкого.
Мнения касательно стихов, ходивших по рукам в очень неразборчивых списках, в корне расходились, автора же никто не мог назвать, и когда по этому поводу начались злорадные пересуды, Вильгельм возмутился.
— Поделом нам, немцам, — вскричал он, — если наши музы доселе пребывают в небрежении, в котором прозябали с давних пор, раз мы не умеем ценить людей сановных, так или иначе занимающихся нашей литературой. Рождение, сан и состояние никоим образом не находятся в противоречии с талантом и тактом, что наглядно показали нам чужеземные нации, насчитывающие среди лучших своих умов множество людей знатного происхождения. В Германии доселе почиталось чудом, если человек родовитый посвящал себя паукам, и лишь немногие прославленные имена становились еще славнее через тяготение к искусству и науке, зато немало людей поднималось из безвестности и восходило на горизонте звездами, но так будет не всегда, и, если я не ошибаюсь, высшее сословие нации уже на пути к тому, чтобы впредь употреблять свои преимущества также и на завоевание прекраснейшего из венков — венка муз. Потому-то так несносно мне слышать, когда не только бюргер за пристрастие к музам поднимает на смех дворянина, но и особы родовитые, по неразумной прихоти и непохвальному зломыслию, отпугивают себе подобных с той стези, где каждого ждут почет и удовлетворение.
Читать дальше