Джеймс Джойс - Дублинцы

В первоначальном замысле Джойса «Милость божия» завершала цикл. И если вглядеться в структуру рассказа, можно заметить, как Джойс подводит социальный итог своей повести о пошлой жизни. Буржуа разных калибров, с которыми мы по отдельности встречались в предыдущих рассказах, все эти продажные отцы города, владельцы ссудных касс, лицемерные репортеры – заполонили церковь, куда пришел покаяться в своих грехах герой, Кернан. Интересно отметить, что с некоторыми персонажами мы знакомы по предыдущим рассказам: с агентом предвыборной кампании мистером Фэннингом («В день плюща»), с репортером мистером Хендриком («Мать»). Возвращение к старым персонажам позволяет Джойсу создать ощущение единого мира. Важно и еще одно обстоятельство: мир Джойса – не фотография с замершими фигурами. Его мир находится в постоянном движении. В этом рассказе читатель «видит», как усаживается один, как поправляет шляпу другой, а третий перешептывается с соседом. Создать эффект живой жизни в слове Джойсу помог прием монтажа, который он впервые использовал в этом рассказе и который станет одним из основных моментов его поэтики в «Улиссе». Функцию движущейся камеры выполняет взгляд героя рассказа Кернана. Вот он выхватил какое-то лицо из общей картины, более подробно остановился на детали, внезапно привлекшей его внимание, потом продолжил свое движение по рядам молящихся и тем самым объединил частности в целое.

Однако социального «озарения», социальной истины было недостаточно Джойсу для выполнения его конечной задачи; ему еще было нужно и этико-нравственное «озарение». Им стал рассказ «Мертвые», написанный после завершения всего цикла, шедевр не только психологической прозы раннего Джойса, но и всей английской новеллистики XX века. Это история прозрения Габриела Конроя, педагога и журналиста, самоуверенного человека, души общества, блестящего оратора, прекрасного мужа. И вдруг оказывается, что все это – фикция. Габриел Конрой, так гладко и красиво рассуждающий об ирландском духе, не хочет отдать свои силы родине, и его любование национальными обычаями – не более чем поза.

Показав социальную несостоятельность своего героя, Джойс подвергает его другой, еще более жестокой и важной для него проверке – экзамену на человечность. Сцена «человеческого» разоблачения Габриела Конроя происходит, когда он узнает причину тяжелого настроения своей жены Греты. Старинная ирландская баллада вызвала в памяти Греты образ Майкла Фюрея, юноши, который некогда любил ее и умер после того, как простоял под дождем у ее окна в вечер разлуки.

Горькая ирония в том, что умерший Майкл Фюрей – единственно живой в веренице духовных мертвецов «Дублинцев», поскольку в своей жизни руководствовался самым важным законом – законом любви. Он тот, кто разбудил не только Грету, но и Габриела от духовной спячки.

Темы, занявшие центральное место в западной прозе XX века: взаимонепонимание, немота, отчужденность людей друг от друга и от мира, одиночество, мучительные поиски своего «я», – были развиты Джойсом в этом рассказе еще в начале столетия.

Проза «Дублинцев» – проза урбанистическая. Дублин – настоящий герой рассказов. Его самостоятельная жизнь лишь подчеркивает ощущение заброшенности персонажей Джойса. Они кружат по его улицам, а город молча, без сострадания взирает на них. И только в «Мертвых» действие – если можно определить происходящее с Конроем этим словом – переносится на природу: спертая, застоявшаяся атмосфера разряжается потоком морозного воздуха. Прекрасная, лирическая в своей тональности картина падающего снега, примиряющего все горести и разрешающего все противоречия, выполняет конечную задачу Джойса – соединить «сейчас и здесь» с вечностью.

«Джакомо Джойс»… О чем это небольшое произведение, своим странным графическим расположением текста напоминающее поэтические экзерсисы Малларме?

История его создания такова. В 1912–1916 гг. Джойс жил в Триесте. Заканчивал «Портрет художника в юности», работал над пьесой «Изгнанники», обдумывал «Улисса», зарабатывал на жизнь, давая уроки английского языка, и вдруг влюбился в свою ученицу, молоденькую итальянскую еврейку Амалию Поппер.

Трудно сказать, каким в действительности было чувство Джойса. Факты упрямо свидетельствуют, что многое придумано и домыслено им. Но дело, конечно, не в этом. На страницах «Джакомо» бьется чувство, которое представил себе Джойс, чувство, которое обрушилось на писателя, вдруг ощутившего, что молодость прошла…