Джозеф Конрад - На отмелях

— Твой белый человек не сражается?

— Пока еще не с кем сражаться, — отвечал Лингард. — Твои люди, Белараб, видели только тени на воде.

— Мне бы надо помириться с Даманом вчера вечером, — пробормотал Белараб.

Лингардом начала овладевать смутная тревога.

Через минуту подошел д'Алькасер, сопровождаемый двумя вооруженными людьми.

— По-моему, серьезного ничего нет, — отвечал Лингард на его тревожные расспросы. — Послушайте, как все тихо. Выяснить дело можно было бы только одним способом, — если бы удалось убедить Белараба вывести своих воинов и напасть сейчас же на крепость Тенги. Тогда мы что-нибудь узнали бы. Но убедить Белараба невозможно, да и, кроме того, такая экспедиция могла бы действительно кончиться печально. Я, впрочем, не думаю, чтобы все воины Тенги выехали в лагуну… Где миссис Треверс?

Этот отрывистый вопрос, показывавший, до какой степени миссис Треверс завладела душой Лингарда, заставил д'Алькасера вздрогнуть.

— Она с доном Мартином. Ему лучше, но он все-таки чувствует себя слабым. Если нас выдадут, его придется выносить на руках. Представляю себе сцену. Дона Мартина в сопровождении вооруженных пиками варваров несут на носилках, а по обеим сторонам их шествуем я и миссис Треверс. Миссис Треверс сказала мне, что пойдет вместе с нами.

— Ах, она сказала, что пойдет вместе с вами, — рассеянно повторил Лингард.

Д'Алькасер чувствовал, что этот человек бросил его на произвол судьбы. В двух шагах от себя он заметил Белараба с тремя смуглыми телохранителями, облаченными в белое и невозмутимо спокойными. В первый раз со времени кораблекрушения сердце д'Алькасера екнуло.

— Но, может быть, — продолжал он, — этот мавр, в конце концов, не будет настаивать, чтобы нас выдали на жестокую смерть, капитан Лингард?

— Несколько часов назад он настаивал, чтобы вас выдать сегодня в полночь, — сказал Лингард, даже не смотря на д'Алькасера.

Д'Алькасер слегка взмахнул руками и опустил их. Лингард присел на лафет тяжелой пушки, направленной на лагуну, и скрестил руки на груди.

— Значит, нам дали отсрочку? — тихо спросил д'Алькасер.

— Нет, — отвечал Лингард. — Отсрочку получил я.

Наступило долгое молчание. Тихие разговоры, раздававшиеся со всех сторон палисада, прекратились. Звуки гонга замерли. Только часовые, рассевшиеся на верхних ветвях огромного дерева, слегка шелестели листьями.

— О чем вы думаете, капитан Лингард? — полушепотом спросил д'Алькасер.

— Я стараюсь не думать, — отвечал Лингард тем же тоном и не меняя положения.

— Что? Стараетесь не думать? — Да.

— Разве сейчас подходящее время для такого эксперимента? — спросил д'Алькасер.

— А почему нет? Мне дана отсрочка. Не сердитесь на меня за это, мистер д'Алькасер.

— О, конечно, я не сержусь. Но ведь это, пожалуй, опасно?

— Вам остается положиться на судьбу.

Д'Алькасер испытал минуту внутренней борьбы. Он спрашивал себя, не следует ли ему рассказать Лингарду, что миссис Треверс пришла в ограду с поручением от Иоргенсона. Он уж собирался посоветовать Лингарду пойти к миссис Треверс и спросить ее напрямик, не поручено ли ей передать ему что-нибудь, как вдруг сидевшие на дереве невидимые часовые закричали, что туман рассеивается. Вдоль ограды пробежало волнение.

Лингард почувствовал на лице дуновение воздуха, туман быстро пополз через бревна, и внезапно перед глазами наблюдавших развернулась покрытая сверкающей рябью лагуна, слабо плескавшая о берег. Множество рук закрыло глаза от света, и послышались изумленные восклицания при виде целой стаи челноков самых разнообразных размеров, сгрудившихся, словно огромный плот, неподалеку от «Эммы». Возбуждение росло с минуты на минуту. Теперь уже было несомненно, что Тенга вышел в лагуну. Но о чем думал Иоргенсон? «Эмма» казалась покинутой своим капитаном и экипажем, а подъехавшие к ней люди, по-видимому, замышляли немедленное нападение. Хотя Лингард и решил отогнать от себя все мысли до последней минуты, он все же почувствовал изумление и страх. Что за игру вел Иоргенсон? Лингард ждал, что вот-вот борта «Эммы» покроются дымками выстрелов, но целая вечность прошла, а до слуха его не донеслось ни единого выстрела.

Лодки боялись подъезжать близко. Осаждающие, очевидно, находились в нерешительности. Но почему же Иоргенсон не положит конца их колебаниям хотя бы одним или двумя залпами в воздух? Несмотря на тоскливое оцепенение, Лингард почувствовал, что возвращается к жизни, к простой жизни с ее ощущениями боли и смертности, словно человек, пробужденный от сна ударом в грудь. Что значило это молчание на «Эмме»? Неужели уже ее взяли приступом во время тумана? Это было невероятно: в таком случае они непременно слышали бы какой-нибудь шум. Нет, лодки стояли на месте, потому что знали, с какой отчаянной защитой им придется встретиться; и, должно быть, Иоргенсон хорошо знал, что делает, воздерживаясь от стрельбы до последней минуты, чтобы трусливые сердца остыли от страха перед убийственным огнем, который их ждет. Достоверно было только одно: Белараб должен был бы сейчас же отворить ворота, ударить всеми своими силами на дальнюю часть поселка, захватить укрепления Тенги и, таким образом, раз навсегда покончить с этим интриганом. Лингард повернулся к Беларабу, но вождь в это время пристально разглядывал лагуну через подзорную трубу, покоившуюся на плече нагнувшегося раба. Он был неподвижен, как изваяние. Вдруг Белараб бросил трубу, которую чьи-то руки подхватили на лету, и сказал Лингарду: