Сомерсет Моэм: Тогда и теперь

— Паоло Вителли — изменник, — сказал Макиавелли. — Его судили и признали виновным. Совершенное им преступление заслужило смертной казни.

— Какая разница, виновен он или нет. А вот, убив его, вы допустили серьезную ошибку.

— Врагов Республики необходимо уничтожать. Пусть все знают: Флоренция может постоять за себя.

— Тогда почему же вы оставили в живых его брата?

Макиавелли раздраженно пожал плечами. Вопрос герцога задел его за живое.

— Мы послали людей, чтобы привезти Вителлоццо во Флоренцию. Но он почуял ловушку. Когда за ним пришли, он болел и лежал в постели. Вителлоццо попросил дать ему время одеться, и каким-то образом ему удалось бежать. Все пошло насмарку. Да и можно ли оградить себя от глупости людей, с которыми приходится иметь дело?

Герцог весело рассмеялся.

— Зачем же так упорствовать, если обстоятельства изменились и казнь стала нецелесообразной? После побега Вителлоццо вам следовало бы привезти Паоло во Флоренцию и не бросать в подземелье, а поместить в самых роскошных апартаментах палаццо Веккио. Судить его и признать невиновным. Потом вновь назначить главнокомандующим, увеличить ему жалованье, наградить высшими орденами Республики. И, наконец, убедить в том, что полностью доверяете ему.

— А он снова предал бы нас.

— Возможно, но сначала стремился бы доказать, что ему поверили не напрасно. Эти наемные капитаны алчны и за деньги готовы на все. Вы могли бы сделать Вителлоццо заманчивое предложение, и он вряд ли нашел бы в себе силы отказаться. Присоединился бы к брату, а спустя некоторое время, усыпив их бдительность, вы нашли бы удобный момент без лишнего шума убрать их обоих.

Макиавелли покраснел.

— Подобное вероломство навечно запятнало бы честное имя Флоренции.

— С предателями надо поступать по-предательски. Государством правит не христианская добродетель, а расчет, сила, решительность и жестокость.

В этот момент в зал вошел офицер и шепотом заговорил с Агапито да Амалой. Эль Валентино раздраженно забарабанил пальцами по столу, за которым сидел.

— Его светлость занят, — сказал Агапито. — Пусть они подождут.

— Что там случилось? — резко спросил герцог.

— Два гасконских солдата обвиняются в грабеже, ваша светлость. Стража привела их сюда вместе с краденым.

— Нехорошо заставлять ждать подданных короля Франции, — сухо улыбнулся герцог. — Пусть их приведут.

Офицер вышел, и герцог любезно обратился к Макиавелли:

— Вы позволите мне решить эту маленькую проблему?

— Мое время в полном распоряжении вашей светлости, — ответил тот.

— Надеюсь, вы доехали без приключений? Макиавелли понял, каким должен быть ответ.

— Да, конечно. И даже нашли таверну в Скарперии, где нас хорошо накормили.

— Я хочу, чтобы люди могли путешествовать по моим владениям так же спокойно, как, говорят, они ездили по Римской империи времен Антониев. Находясь здесь, вы сможете воочию убедиться, что, лишив права владения мелких тиранов — этого проклятия Италии, я сделал довольно много для безопасности и процветания моих подданных.

Послышались шум шагов, громкие голоса, открылись парадные двери, и в зал вошел знакомый офицер в сопровождении двух мужчин, судя по одежде — городских сановников. По пятам за ними шли две женщины, одна — старая, вторая — средних лет, и пожилой мужчина. Солдаты в желто-красной форме войск герцога несли два серебряных подсвечника, золоченый кубок и две тарелки из серебра. Следом ввели двух мужчин в потрепанной одежде, со связанными за спиной руками. Одному, мощного телосложения, с густой черной бородой и шрамом на лбу, было лет сорок. Второму, еще совсем мальчику с болезненным цветом лица и бегающими испуганными глазами, — не более двадцати.

— Подойдите сюда! — приказал герцог. Грабителей подтолкнули вперед.

— В чем их обвиняют?

Как выяснилось, кто-то проник в дом двух женщин, когда они были в церкви, и украл столовое серебро.

— Как вы можете доказать, что эти вещи принадлежат вам?

— Монна Бригида — моя кузина, ваша светлость, — сказал один из сановников. — Я хорошо знаю эти подсвечники и кубок. Они составляли часть ее приданого.

Второй сановник подтвердил его слова. Герцог повернулся к пожилому мужчине, вошедшему вместе с женщинами.

— Кто ты?

— Джакомо Фабринио, ваша светлость, серебряных дел мастер. Эти двое, — он указал на гасконцев, — продали мне подсвечники, кубок и тарелки. Они сказали, что захватили их при взятии Форли.