Первым, кто увидел Хуа Юн-си в доме вдовы Чжан, был ближайший сосед вдовы — старик Чу. Он под большим секретом сообщил новость одному приятелю.
— Только не проболтайся! — предупредил его старик.
— Как можно!.. Никому не скажу, — обнадежил тот.
Через несколько минут приятель передал новость своему приятелю, тоже предупредив, чтобы он никому не рассказывал. Так весть облетела всю деревню, причем последний, сообщая ее своему другу, тоже предупредил:
— Ты смотри, чтоб никто не узнал!
Пока Хуа Юн-си и вдова Чжан радовались (теперь уже вместе) вещам, полученным при разделе помещичьего имущества, старик Чу со своей старухой никак не могли налюбоваться на серого в яблоках жеребца, которого получили в совместное владение с тремя своими соседями.
Он так полюбился старикам, что они поставили его к себе во двор и первую ночь так и не сомкнули глаз.
— Ты спишь? — окликал старик Чу жену.
— Нет, какое там!.. А ты?
— Тише! Послушай только, как жует!
— Иди скорей, подкинь ему.
Старик вскакивал и, взвалив на плечо мешок с рубленой соломой, шел во двор. Старухе тоже не лежалось, и она, кряхтя, тащилась следом.
Они зажигали лучину и одновременно заглядывали в кормушку. Пусто! Старик проворно подкладывал в корыто мелко накрошенную солому, старуха высыпала туда ковш отрубей, и оба с материнской нежностью смотрели на своего любимца.
Через несколько дней они чуть было не поссорились:
— Этот жеребец принадлежал раньше семье Вэй, — сказал старик, укладываясь спать, — помнишь, которая арендовала у Хань Лао-лю пять шанов земли. Во время наводнения у них весь посев пропал. Аренду платить было нечем, вот Вэй и отдал жеребца помещику. Теперь председатель Чжао хотел вернуть его бывшему хозяину, а тот отказался.
— Это почему же? — удивилась старуха.
— Человек он темный и несознательный, всяким небылицам верит. Говорит, примета такая: «Добрая лошадь не станет есть травы там, где уже ела. Тигр никогда не возвращается на то место, где он упустил добычу».
— Так чего же ты, старый дурак, позарился? Люди не берут, а ты подбираешь!
— Это ты дура, а не я, — рассердился старик. — Такая же несознательная и суеверная! Я на эти разные там феодальные приметы плюю. Где найдешь еще такого жеребца? Погляди, ноги какие крепкие!
— Тебе из четырех ног всего одна досталась, чему радуешься? — съязвила старуха, однако сама была рада-радехонька, что Вэй отказался от жеребца, и, прислушиваясь к мерному хрусту во дворе, шептала, утирая слезы умиления:
— Ты только послушай… послушай, как похрустывает…
Была в деревне и еще пара, которой не спалось, — Тянь Вань-шунь и его слепая старуха, получившие при разделе земли хороший черноземный участок, который находился невдалеке от могилки их дочери.
Как только поставили вехи, слепая старуха заторопилась в поле. Ей не терпелось посидеть на собственной земле. Тянь Вань-шунь, поддерживая жену под локоть, привел ее на берег речки.
— Пришли? — спросила слепая.
— Пришли.
Она присела, обшарила руками грядку, потрогала стволы кукурузы, захватила полную горсть земли, помяла и пересыпала с ладони на ладонь. По лицу старухи расплылась счастливая улыбка. Это их земля, ее земля! Будь она у них раньше, не попали бы они в зависимость от Хань Лао-лю и не погибла бы Цюнь-цзы.
Солнце клонилось к горизонту. Легкий ветерок шевелил побуревшие стебли гаоляна, на которых уже появились красные крапинки, и шуршал желтеющими листьями кукурузы. А старуха все сидела на краю поля и думала. Начало смеркаться.
— Пора домой. Скоро совсем стемнеет, — позвал ее Тянь Вань-шунь.
— Ты иди, а я пройду еще на могилку к нашей Цюнь-цзы…
— Пойдем, пойдем скорее… Вон какие черные тучи, — заторопил старик, стараясь придать голосу как можно больше тревоги. — Скоро дождь пойдет. Еще вымокнем…
Он знал, что слезам не будет конца.
Старики поплелись домой и только вошли в северные ворота, как их обогнала телега Суня.
— Старина Тянь! — окликнул возчик. — Садитесь подвезу. — Он остановил лошадь и с улыбкой спросил: — Ходили землю осматривать? Земля у вас хороша, что и говорить. — У каждого теперь своя радость, — продолжал возчик, когда старики уселись в телегу. — И у меня тоже… Вот она — моя радость! — Он указал на рыжего коня. — Гляди, как бойко бежит!
— Ничего, — одобрил Тянь. — А сколько ему лет?
— Восемь. Мне сначала досталась только одна его нога, а теперь я уже двумя владею. Вторую ногу сперва по распределению получил Ли Всегда Богатый. Я к нему и подъехал. «Ведь ты, — говорю, — только молотом стучишь, извозом не занимаешься, на что тебе конская нога? Раз всех лошадей в деревне подковываешь, откуда у тебя время за лошадью ходить? Отдай мне эту ногу по-братски. Ты член комитета и пример подавать должен». Он, конечно, размяк и говорит: «Ах ты, старый горшок! Ладно, так и быть, бери!» А я ему за это посулил: «Ты, — говорю, — человек хороший, только тебе и буду давать подковывать лошадь, больше никому». Нет, ты гляди: бежит-то как, а?
Читать дальше