Чарльз Диккенс - Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим (XXX-LXIV)

Нелегко было отвечать на ее вопросы. А еще было труднее шепнуть мистеру Пегготи, когда его привел мистер Микобер, что я передал письмо и все обстоит прекрасно. Однако я справился с этими двумя задачами, и они были очень довольны. Если я и обнаруживал свое душевное смятение, то причиной его могла быть моя собственная утрата.

– А когда отплывает корабль, мистер Микобер? – спросила бабушка.

Мистер Микобер, считавший необходимым подготовлять постепенно свою супругу, а также и бабушку, ответил, что корабль отходит раньше, чем предполагалось накануне.

– Разве с последней лодкой вам не сообщили, когда он отплывает? – спросила бабушка.

– Сообщили, сударыня, – отозвался он.

– Ну? Так когда же он отплывает?

– Нам сообщили, сударыня, что мы должны быть на борту завтра утром, к семи часам, – сказал он.

– Так скоро! И это точно, мистер Пегготи?

– Точно, сударыня. Корабль спустится вниз по реке с отливом, – подтвердил мистер Пегготи. – Если мистер Дэви и моя сестра на следующий день, после полудня, поднимутся на борт в Грейвзенде, они смогут с нами попрощаться.

– Так мы и сделаем, – сказал я.

– А до этого момента, пока мы не выйдем в море, мистер Пегготи и я будем тщательно наблюдать за сохранностью нашего багажа, – сказал мистер Микобер, многозначительно на меня поглядев. – Эмма, дорогая моя, – тут мистер Микобер со своим обычным торжественным видом откашлялся, – мой друг мистер Томас Трэдлс любезно сообщил мне на ухо, что он хотел бы заказать ингредиенты, необходимые для приготовления умеренной порции напитка, который всегда в наших умах связан с ростбифом Старой Англии. Я хочу сказать… пунша. При других обстоятельствах я не осмелился бы просить мисс Тротвуд и мисс Уикфилд, но…

– Что касается меня, то я с удовольствием выпью за ваше здоровье и успех, мистер Микобер, – заявила бабушка.

– И я также, – улыбаясь, сказала Агнес.

Мистер Микобер незамедлительно спустился вниз, в трактир, и скоро вернулся с кувшином, над которым вился пар. Нельзя было не обратить внимания на то, что он резал лимоны своим складным ножом, который, как и полагалось ножу опытного колониста, был не меньше фута длиной, а потом не без хвастовства вытирал этот нож о рукав куртки. Миссис Микобер и два старших члена семейства были снабжены таким же грозным оружием, а у младших детей были подвязаны к поясу крепкой веревкой деревянные ложки. Предвкушая жизнь на корабле и в лесных дебрях, мистер Микобер, вместо того чтобы разлить пунш для миссис Микобер и двух старших детей по винным рюмкам, стоявшим в комнате на полке, налил его в дрянные оловянные кружки. И, поистине, никогда он не пил пунш с большим наслаждением, чем теперь, наполнив свою собственную кружку вместимостью в пинту; эту кружку в конце вечера он спрятал в карман.

– Нам придется отречься от роскоши нашей отчизны, – сказал мистер Микобер, очень довольный этим отречением. – Обитатели лесов, разумеется, не могут рассчитывать на то, что найдут там такую же утонченность, как здесь, у нас, в стране свободы.

В этот момент появился мальчуган, сообщивший, что внизу кто-то спрашивает мистера Микобера.

– У меня такое предчувствие, – сказала миссис Микобер, поставив на стол оловянную кружку, – что это кто-нибудь из членов моего семейства.

– Члены вашего семейства, моя дорогая, – откликнулся мистер Микобер с тем жаром, который был ему свойствен, когда речь заходила на эту тему, – члены вашего семейства, и мужского и женского пола, заставляли нас ожидать слишком долго, но теперь этот член вашего семейства, может быть, посчитается с моими удобствами и подождет меня?

– Микобер! – тихо сказала его жена. – В такое время…

– "Не должно вниманье обращать на малые обиды", [ 38] – произнес, вставая, мистер Микобер. – Эмма, ваш упрек справедлив.

– В убытке не вы, Микобер, а мое семейство, – заметила она. – Если мое семейство, наконец, поняло, чего оно лишается из-за своего поведения в прошлом, и протягивает дружескую руку, не отталкивайте ее!

– Пусть будет так, дорогая моя, – отозвался мистер Микобер.

– Если не ради них, то хотя бы ради меня, – прибавила миссис Микобер.

– Не все можно преодолеть, Эмма, даже в такой момент, – продолжал мистер Микобер. – И сейчас я не могу обещать, что упаду в объятия вашего семейства. Но член вашего семейства, который ждет внизу, может быть спокоен – его пылкие чувства не встретят ледяного приема.

С этими словами мистер Микобер исчез, и отсутствие его несколько затянулось, так что миссис Микобер стала выражать опасения, не возникли ли между ним и членом ее семейства пререкания. Наконец появился тот же мальчуган и вручил мне написанную карандашом записку. Наверху было начертано, как полагается в судебных документах: «Хип v. Микобера». В записке мистер Микобер сообщал, что снова арестован и пребывает в страшном отчаянии, а также просил прислать с подателем сего нож и кружку вместимостью в пинту, дабы он мог ими воспользоваться в тюрьме в течение того краткого срока, какой ему еще остается жить. Просил он меня также оказать ему последнюю дружескую услугу – поместить его семейство в приходский работный дом и забыть, что на свете жил такой человек, как он.