Чарльз Диккенс - Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим (XXX-LXIV)

– Доди!

– Дорогая моя Дора!

– Ты мне на днях говорил, что мистер Уикфилд не совсем здоров. Тебе не покажется глупым то, что я хочу сказать? Мне нужно повидать Агнес, мне очень нужно ее повидать.

– Я напишу ей, моя дорогая.

– Напишешь?

– Немедленно.

– Какой добрый, славный мальчик! Доди, обними меня. Нет, это не фантазия, дорогой мой. И не глупый каприз. Право же, мне очень нужно ее видеть.

– Я в этом не сомневаюсь. Достаточно будет ей об этом написать, и она непременно приедет.

– Когда ты теперь уходишь вниз, ты чувствуешь себя очень одиноким, да? – шепчет Дора, обвивая рукой мою шею.

– Может ли быть иначе, любимая, когда я не вижу тебя в твоем кресле?

– В моем кресле! – На миг она молча приникает ко мне. – И тебе в самом деле меня не хватает, Доди? – Тут она смотрит на меня со светлой улыбкой. – Меня! Бедной, легкомысленной глупышки!

– Кого же во всем мире мне может не хватать так, как не хватает тебя, моя любимая?

– О мой муж! Я так рада, и все-таки мне так грустно!

Она приникает ко мне еще ближе и обнимает обеими руками. Она смеется, всхлипывает, потом успокаивается – и вот она уже счастлива.

– Я совсем счастлива! – говорит она. – Но только напиши Агнес, как я ее люблю, и скажи, что мне очень, очень нужно ее видеть. И больше мне нечего желать.

– Кроме того, чтобы выздороветь, Дора.

– Ах, Доди! Иногда я думаю… Ты знаешь, какая я глупышка… Иногда я думаю, что этого никогда не будет.

– Не говори так, Дора. Любовь моя, не думай этого!

– Постараюсь не думать, если только смогу, Доди. Но я очень счастлива, хотя мой дорогой мальчик и чувствует себя таким одиноким перед пустым креслом своей девочки-жены.

Ночь. И снова я с ней. Приехала Агнес, провела с вами весь день и вечер. С самого утра мы все – она, бабушка и я – сидели у постели Доры. Говорили мы мало, во Дора была очень довольна и весела. Сейчас мы одни.

Знаю ли я теперь, что моя девочка-жена скоро меня покинет? Об этом мне сказали. Не сказали ничего нового, во я не уверен, что эти слова дошли до моего сознания. Принять эти слова я не могу. Не раз я уходил к себе и плакал. Я вспоминал Того, кто оплакивал расставание живых с мертвыми. Вспоминал эту благостную и трогательную историю. Пытался я смириться, найти утешение, но, надеюсь, это мне не совсем удавалось. Мысль, что конец неизбежен, просто не укладывалась в моем сознании. Я держу ее руку в своей, наши сердца слиты, я чувствую ее любовь ко мне, живую любовь. Я не могу проститься с тенью смутной надежды, что смерть ее пощадит.

– Я хочу поговорить с тобой, Доди. Я хочу тебе сказать то, о чем часто думала последнее время. Можно? – спрашивает она, ласково взглянув на меня.

– Конечно, можно, моя дорогая.

– Видишь ли, я не знаю, что ты об этом подумаешь или думал прежде. Может быть, ты часто об этом думал. Доди, дорогой, я была слишком молода.

Я склоняю голову к ее подушке, а она глядит мне в глаза и говорит очень нежно. И вот я начинаю понимать, – и сердце у меня сжимается, – что она говорит о себе, как об умершей.

– Боюсь, дорогой мой, я была слишком молода. Я имею в виду не только возраст, но и мой опыт, мысли и все остальное. Я была такой маленькой и глупой. Боюсь, было бы лучше, если бы мы любили друг друга только как дети, а потом забыли бы об этом. Я начинала подумывать, что не гожусь быть женой.

Я стараюсь удержаться от слез и отвечаю:

– О Дора, любимая моя! Ведь я тоже не гожусь быть мужем.

– Не знаю. – Как и в былые времена, она тряхнула локонами. – Может быть. Но если бы я годилась быть женой, я помогла бы тебе стать мужем. К тому же ты очень умный, а я всегда была глупенькой.

– Мы очень счастливы, милая моя Дора.

– Я была очень счастлива, очень. Но вот прошли бы годы, и моему дорогому мальчику наскучила бы его девочка-жена. Все меньше и меньше могла бы она быть ему спутницей. А он все больше и больше чувствовал бы, чего не хватает ему в доме. Она не могла бы измениться. Пусть лучше будет так, как оно есть.

– О Дора, любимая моя, не говори мне этого! Каждое твое слово – упрек мне.

– Ни единое словечко! – отвечает она, целуя меня. – О родной мой, разве ты его заслужил! Я слишком тебя любила, чтобы упрекать тебя. Это единственная моя заслуга, да еще то, что я была хорошенькой… как ты думал. Одиноко там внизу, Доди?

– Очень! Очень!

– Не плачь. Кресло мое там?

– На своем старом месте.

– Ох, как плачет мой бедный мальчик! Полно, полно! А теперь обещай мне вот что. Я хочу поговорить с Агнес. Когда ты спустишься вниз, передай это Агнес и пришли ее ко мне. А пока я буду говорить с ней, пусть никто сюда не приходит, даже бабушка. Мне нужно поговорить только с Агнес. Мне нужно поговорить с Агнес наедине.