Генри Филдинг - Путешествие в загробный мир и прочее

Едва я вернулся после отпуска в свой гарнизон, как нас послали на север против мятежного ополчения графа Честерского и графа Нортумберлендского. Вступив в Йорк, его величество простил возбудителей мятежа и жестоко расправился с его подневольными участниками. Вечное мое невезение: мне приказали схватить одного бедняка (а он просидел смуту дома) и доставить в тюрьму. Такая жестокость была мне не по нутру, но приказ я выполнил, и выполнил без колебаний, не тронутый слезами жены и всего семейства, хотя по своей воле ни за какую плату не взялся бы за такое дело: для солдата распоряжение монарха либо генерала есть непреложный закон.

Это был первый и последний раз, когда даже малое зло, несравнимое с другими моими злодеяниями, я творил с тяжелой душой; потом король повел нас в Нортумберленд, где тамошний люд пристал к вторгшемуся Осборну Датчанину, и был приказ пощады не знать, исполняя который я особенно отличился; с болью вспоминаю, как изнасиловал женщину, убил дитя, игравшее у нее на коленях, и спалил дом, а были зверства и почище. Чтобы не ворошить былое, скажу только, что на все шестьдесят миль между Йорком и Даремом не осталось ни одного дома, ни единой церкви – одно пепелище.

Разорив весь край, мы двинулись к Или, где строптивый и храбрый воин Хереворд стал во главе орды бунтовщиков, дерзнувших защищать от короля и завоевателя (это мои тогдашние слова) какие-то свои привилегии. С бунтовщиками мы разделались скоро, но меня угораздило попасть в герои, оказавшись в месте, где пробивался сам Хереворд, и мне раскроили голову, ранили в плечо и насквозь проткнули копьем.

От этих ран я слег надолго, даже не ходил в шотландский поход [80], но успел оправиться к норманнскому, против Филиппа, который воспользовался волнениями в Англии и вторгся в наш отчий край. Из норманнов вернулись лишь те немногие, что выжили после ран и оставались в Или, а вообще войско было английским. В схватке близ города Менс мне так изуродовали ногу, что пришлось ее отнять.

Для ратной службы я стал непригоден, и меня от нее отстранили; я вернулся в родной город и, бедствуя и маясь старыми ранами, кое-как протянул до шестидесяти трех лет; сильно приукрашенные рассказы о лихой молодости были моей единственной отрадой.

Не стану утомлять вас тягостными подробностями моей жизни в Кане, достаточно сказать, что они проняли даже Миноса, который спустил мне мои зверства в Нортумберленде и позволил еще раз вернуться на землю.

Теперь судьбе было угодно явить меня в роли, над которой люди из неблагодарности посмеиваются, хотя обязаны этому роду занятий не только защитой от мороза, перед которым сами по себе они беззащитны, но и немалым удовлетворением своего тщеславия. Я имею в виду портновское занятие, при внимательном рассмотрении заслуживающее названия почтенного и важного. В самом деле, кто, как не портной, ставит каждого на свое место? Государь жалует званье, это так, но былью его делает портной. Его стараниями покупаются и уважение толпы, и восторг тех, кто лицезреет великих мужей, хотя эти чувства сплошь и рядом незаслуженно приписывают иным побуждениям. Наконец, восхищение прекрасным полом почти всегда следует поставить в заслугу портному.

Я начал собственное дело с того, что сшил три превосходных мужских костюма по случаю коронации короля Стефана [81]. Сомневаюсь, чтобы носящего богатое платье так же радовали и ублажали знаки восхищения, как они радуют нас, портных; философ, верно, заметит, что вряд ли тот и заслужил это восхищение. Продираясь сквозь толпу в день коронации, я с невыразимой радостью ловил толки о моих костюмах: – Ей-богу, нет ничего краше графа Девонширского! В жизни не видел /столь превосходно одетых господ, как граф и сэр Хью Бигот. – А ведь оба эти костюма вышли из моих рук.

Обшивать придворных, людей, как правило, со вкусом, умеющих выигрышно показать вещь, – одно удовольствие, когда бы не досадная мелочь: они не платят за работу. Торжественно заявляю, что, потеряв при дворе за свой век почти столько же, сколько я заработал в городе, я все же охотнее выполнял те заказы, чем эти, хотя здесь наверняка получал наличные, а там почти наверняка не получал ничего.

Придворные, впрочем, делятся на два разряда, в корне отличных друг от друга: одни даже не думают платить, другие подумывают об этом, но всегда сидят без денег. Во втором разряде оказывается немало молодых людей, которых мы экипируем, а они потом, на наше горе, складывают головы, не дождавшись следующего чина. Поэтому-то в военное время портного легко спутать с политиком – так дотошливо вникает он в исход сражений; ведь всего одна кампания, случалось, пускала по миру немало нашего брата. Уж наверное не один раз помянул я недобрым словом роковое сражение под Кардиганом, где валлийцы разбили отборные войска короля Стефана и множество моих превосходных костюмов улеглось на землю неоплаченными [82].