Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.2. Повести, рассказы, эссе. Барышня.

Я испытываю неодолимую потребность срочно, точно стою перед уходом или неожиданным концом, высказать хотя бы часть того, что сейчас наполняет меня и заставляет говорить.

Я думаю обо всем, что зарождается и живет в этом небольшом космическом пространстве под властью Солнца в постоянных сменах дня и ночи и времен года. Так что же я хотел бы сказать, коротко и задыхаясь, все равно кому — пусть даже сырой земле или высокому небу, которые ни услыхать, ни понять меня не могут? Всего несколько слов, но таких, которые сохранили бы и передали дальше мою неуверенную, но живую мысль и толику того человеческого тепла, которое с большим трудом я пронес через свою жизнь. Сказать без предисловий и разъяснений, без выводов и цели. Без надежды.

Долгое и глубокое одиночество не столь мертво и однообразно, как может показаться тем, кто его не знает. Как и в активной жизни, ему знакомы перемены и противоречия. Оно то как горькое лекарство, от которого не становится легче, то отвратительно и печально, как повседневность, от которой бежал человек, то оно сладкое и пьянящее, как предвестие иного, еще большего наслаждения, которое нам дано лишь предчувствовать.

На Дунае. Ясная ночь, ветер, судя по форме и движению облаков, значительно сильнее в вышине.

В воздухе и на земле ощущается дуновение, переходящее и на меня. Всех нас несет один порыв.

В эту позднюю ночную пору, когда все — трепет и радость, наивысшее наслаждение — не спать. Бодрствовать. Быть подхваченным сильным, стремительным движением, ни источник, ни цель которого неведомы. Может быть, в такие мгновения быстрее старишься и приближаешься к смерти, но в то же время мне кажется, будто в душе моей с неземной легкостью созревает мое земное дело, еще без названия и формы, точно море, о котором только догадываешься.

Безымянные мелодии человеческого многоголосья — говор и шум ветра, воды и листьев — долетают ко мне сквозь распахнутое окно в глухой тьме смутных ночных часов. Они живые, богатые, ясные, как голос бесценной жизни, эти безымянные мелодии.

Я, давно переступивший через самого себя, точно через ручей на долгом пути, и остановивший время, измеряемое движением солнца, могу еще только внимать безымянным мелодиям земли, человека и окружающей их среды.

Незаметно переступил я границы бытия. Нет ни малейшего желания вернуться к себе. Я могу лишь, подобно сухому дереву и холодному металлу на службе человеческой слабости и величия, превратиться в звук и передать людям и земле непогрешимо и внятно безымянные мелодии жизни на исходе ночи без сна и света.

Сперва это лишь предчувствие рассвета. Радостного и робкого, больше похожего на сумерки — так счастливый брат похож на менее удачливого. Мы видим его и сомневаемся в его существовании. Однако этой большой игре «да — нет — да» скоро наступит конец. С беззаботностью и спокойствием здорового, обнаженного мальчугана солнце появляется над черной полосой сосен в глубине горизонта. Нет больше места шуткам и сомнениям. Рассветает. От сильного и стремительного солнечного света глаза наши наполняются слезами. Мы плачем, но плачем бодро, точно новорожденный младенец при своем появлении на свет, а тем временем солнце меняет вид местности, всюду распространяя иллюзию подъема, роста и продолжения без конца и края. Рассеиваются последнее холодное дуновенье и тончайшая прядь мрака. Мы живем и растем: только это доступно нам видеть и только об этом мы в состоянии думать. Рассветает.

Вплоть до вчерашнего дня стояла хмурая и дождливая погода, а сегодня чудесный, свежий и солнечный день; кажется, будто на нем, точно на волшебном воздушном корабле, можно уплыть далеко, в неведомые пределы, где погода столь же прекрасна, но длительна и постоянна.

Март. Хмуро и зябко. Серый день без солнца и зелени, без чего бы то ни было, что может избавить от скуки четверых мальчишек и удовлетворить их смутное, но живое желание перемен и неожиданностей. Пока они развлекаются, качаясь на почерневших досках, взятых с заброшенного и разрушенного дома.

Это все их развлечение сегодня. Но им мало. Ни пить, ни есть не хочется, их переполняют желания, хотя они и не в состоянии сказать, что это за желания и сколько их. Они качаются, и один из них рассказывает медленно и громко.

Рассказчик — белокурый, близорукий и щуплый мальчишка в очках, которого по имени героя какого-то романа зовут Алек. Родители его чуть побогаче. Он любит читать и все карманные деньги тратит на грошовые романы в бумажной обложке; он умеет пересказывать прочитанное и делает это отлично и точно, ничего не искажая, а поскольку он с удовольствием рассказывает, товарищи его с удовольствием слушают, слепо веря всему, что он говорит, и не подозревая, что он пересказывает придуманное и написанное другими. Ибо правда для них то, что им кажется правдой, и она всегда там, где они ее видят. Главное, что рассказы Алека избавляют от скуки, дают пищу фантазии, во всяком случае — нечто иное, отличное от этого серого дня, изрытой мостовой, крутой улочки и покосившихся заборов.