Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.2. Повести, рассказы, эссе. Барышня.

Потом мне нужно время и усилия, чтобы восстановить истинное отношение к взбаламученным и разбросанным словам, чтобы создать из них то, что мне хотелось бы сказать и что никогда даже приблизительно не удается сделать.

Когда речь заходит о словах, трудно передать, как много с ними связано переживаний. Это случается обычно ночью, когда я не могу заснуть, или в минуты полудремы, когда я уже не бодрствую, но еще и не сплю, или во время медленного пробуждения, когда с трудом выбираешься из паутины сна, словно из вязкой смертоносной топи.

Слова вдруг заполняют мое сознание, открывают в нем костюмированный бал и танцуют свои танцы — от строгих менуэтов и призрачных кадрилей до бесстыжего кривляний, диких курбетов и шумного кутежа. Они надевают и срывают маски, выдают себя за других, разыгрывают меня, впрочем, и я танцую с ними, так что в конце концов уже трудно разобрать, что — что и кто — кто, словно полностью исчезло в мире все, что звалось мерой и разумом, порядком и нормой, и словно безумие (но какое-то задуманное и злонамеренное безумие!) стало всеобщим законом.

Через какое-то время я вздрагиваю и пробуждаюсь от этого кошмара. Зажигаю свет. Задыхаюсь, онемевшими пальцами на ощупь убеждаюсь в прочности стены и мягкости постели и ищу пути возвращения в свой мир.

Постепенно я прихожу в себя и с удивлением вижу, что все предметы в комнате на своем месте и что ничего не перевернуто и не разбито. Медленно и осторожно я ищу слова, которые одно за другим возвращаются к своим старым, устоявшимся значениям и выстраиваются на линии моего горизонта. Кое-какие из этих ночных слов не желают появляться, словно навеки утонув в своем бессмыслии. Но я знаю, что рано или поздно вернутся и они, целые и невредимые, в своей знакомой форме, со своим подлинным смыслом. Разумеется, это не означает, что при первом же удобном случае они снова не подадутся на какой-нибудь ночной карнавал, словно гайдуки в лес.

Через некоторое время вновь наступает подобное же недолгое, но тяжкое смятение и путаница. После отлично проведенной ночи — тяжелое пробуждение на рассвете. Мало-помалу вместе с наступлением дня во мне ширится сознание того, что ни одно слово не имеет больше освященного временем, дорогого и «вечного» смысла, который оно имело, что, пока я спал, все вдруг изменилось, перевернулось, переродилось, так что не на что опереться, нет ничего надежного и проверенного, нельзя верить самому себе, как, вероятно, и тебе с полным основанием никто теперь не поверит.

И хоть бы совсем не стало слов! Но нет, они все здесь, выстроились длинными шеренгами, словно в словаре, и у каждого свое значение, правда столь произвольно и причудливо изменившееся, что его не угадаешь. Значение их даже не противоположно тому, что они некогда означали, потому что в этом был бы какой-то порядок и разгадка, а сейчас это полнейший хаос и подлинная мука. Тьма и гололед. Я теряюсь. Не за что ухватиться, а надо идти дальше, как в лучшие времена, когда шагаешь в погожий день по верной дороге.

Когда я слышу, как иные люди, небольшого ума и шаткого вкуса, хвалят мои книги, меня охватывает настоящий страх. Я утешаю себя только тем, что это обыкновенная лесть. Поэтому долго еще после подобных разговоров вызываю в памяти голоса этих льстецов, ищу в них оттенок неискренности и при этом в ужасе спрашиваю себя: а что, если они и в самом деле думают и чувствуют так, как говорят?

А прошлой ночью произошло настоящее чудо. Слова одно за другим стали превращаться в людей, животных и окружающие меня предметы, каждое — в то, что до сих пор только означало. До недавних пор тише теней и мимолетнее ветра, слова вдруг замерли, приобрели плоть, вес и объем и все прочие свойства живых существ и знакомых предметов и заняли свои места в моей комнате. «Слово стало плотью». Да, это легко сказать, даже звучит неплохо, но никто не может себе представить, как это выглядит на самом деле. Я вдруг разбогател, причем так, как никогда, даже во сне, не мечтал и не желал. Завален богатствами. Надо бы мне владеть всем, а на самом деле все владеет мною. Тысячной доли этих богатств хватило бы на то, чтоб сбить меня с ног и засыпать, оборвать и удушить столь слабое и короткое дыхание, как у меня. Но налетают все новые и новые слова, падают и мгновенно превращаются в то, что они означали.

И когда я уже думал, что мне наступил конец, внезапно произошло новое чудо, еще более удивительное. В мгновение ока все вокруг, словно по волшебству, превратилось снова в слова, которые — в неслышном танце звуков, легче теней невидимых птиц — улетели далеко от меня, в тишину, в забвение, в небытие, туда, куда уходят слова, переставая быть таковыми, теряя свое значение и выходя из употребления.