Максим Ехлаков - Солнечные пятна

Кто-то обратил внимание, что пламя вокруг Храма какое-то иное. И оно было иным, ибо здесь горел зловонный газ, поднимающийся из пещеры, в которую низвергались нечистоты.

Жар становился невыносимым, языки пламени поднялись до самых небес, и даже капли дождя уже не достигали земли здесь, испаряясь в полете. Люди в храме уже не плакали, они молча молились о спасении.

Но спасения не было. Землю сотряс мощный толчок — взорвался газ в пещере над озером отходов. Храм зашатался и ухнул под землю, разрушаясь в падении, а навстречу ему взметнулись струи огня, но не рыжего древесного, а голубого, горячего и страшного.

Тысячи людей погибли в один миг.

Вишванатан отшатнулся от окна. Слезы хлынули из глаз его, он пал ниц и рыдал, и взывал к Дхармашастре, бодхисатве справедливости. Он не хотел верить тому, что увидел сейчас.

А на улицах города в это время солдаты добивали тех, кто избежал смерти в огне, завершая начатое кровавое дело.

Утро пахло гарью, хотя дождь погасил огонь и прибил дым. Небесная вода смыла с мостовых кровь добитых южан, а тела еще затемно были унесены и свалены на пепелище.

Район Лотосов выгорел дотла. От деревянных построек остался только пепел, теперь превратившийся в грязь, каменные дома закоптились и частично обрушились. На месте храма едва виднелась куча каменных обломков: огромное величественное строение разрушилось до основания во время провала. Тут и там из грязи торчали обломки костей. Больше ста тысяч человек нашли свою смерть здесь.

— Закрывайте.

Ан-Надм был в смятении. Ужасающее своей жестокостью деяние, но ведь это на благо страны. Или нет? Разве эти люди были врагами? И какую угрозу они представляли? Что если решение было неверным?

Он совсем запутался и ощутил острую нужду в духовной поддержке.

Темное даже днем помещение храма было пустым и гулким, огонь на алтаре горел вполсилы. Решем-Цедер как всегда корпел над своей книгой.

— Досточтимый Решем-Цедер! — ан-Надм поцеловал протянутую ему руку и спросил, не поднимаясь с колен: — Я потерялся и блуждаю, и не найду пути.

— Ты знаешь путь, — изрек вещий старец, не отрываясь от книги. — Ты страшишься и потому не приемлешь его.

— Я? Знаю?

— Пророчество о войне должно исполниться. Если хан до сих пор не выступил…

— Но это невозможно сейчас!

— Война всегда возможна.

— Но мы обложены со всех сторон! На нас идет большое войско с юга, порт закрыт, и Запад…

— Запад испорчен, — поднял палец пророк. — Он погряз в грехе и мракобесии. Свет Вечного Солнца погас над ним два века назад. Они обречены проиграть.

— И что же мне делать?

— Ударить! Туда, где не ждут!

— Но куда? В порт?

Решем-Цедер повернулся к ан-Надму.

— Нет. В самое слабое место мира. В светлейшего хана.

— Что?

— Хан слаб и глуп, — старик снова отвернулся. — Не разум, но чувства руководят им. Он не сможет исполнить пророчество. Ты — сможешь.

Хан спал неглубоким послеобеденным сном; шум шагов за дверьми пробудил его. Голова болела неописуемо. Он схватил кубок с вином со столика, но руки не слушались, и тот со звоном покатился по мраморным плитам. На мгновение ему показалось, что не вино разлито по полу, а кровь, и страх согнул его пополам. Плохой знак.

Дверь распахнулась, и ан-Надм вошел в опочивальню, а с ним проклятый Девабхакшьяман, снова при оружии — кто вернул его на службу? За ними вошли стражники, не менее чем пятеро. Что они делают здесь?

— Как смеете вы нарушать наш покой? — хотел сказать грозно, но спросонья пустил петуха и скомкал окончание фразы. Получилось смешно.

— Именем Старого Солнца я лишаю тебя державы, — объявил ан-Надм.

Старого Солнца?!

Дыхание перехватило. Новый День, таинственный орден солнцепоклонников, существовал — и наконец, явил себя. Явил там, где его меньше всего ожидали.

— Ты! Ты!.. — только и смог произнести хан.

— Уведите его!

Ноги хана подкосились, но стражники уже схватили его под руки и вытащили в коридор, а дальше словно наступило продолжение сна. Все стало размытым и замедленным. Мимо проплывали фигуры каких-то полузнакомых людей, колонны, пальмы, ступени, и наконец, все закончилось в темноте. Глоток сырого холодного воздуха привел его в чувство. Это была тюрьма.

Диван собрался, как обычно, когда солнце миновало Большой Мавзолей, но хан не появился. Все молчали; напряжение помаленьку росло. Файдуддин-паша выкурил два кальяна, встал и сказал громко, но как бы ни к кому не обращаясь: